Николя Матье - И дети их после них

Во время церемонии священник подвел итог жизни усопшего. Жизнь эта не была ни слишком длинной, ни слишком образцовой. Вся она уместилась на листе бумаги формата А4. Начать с того, что у него были отец и мать, которые оба погибли во время войны, оставив после себя двух сирот. Люк, младший, был «воспитанником нации» [24] «Воспитанник нации» – ребенок погибшего военнослужащего, воспитывающийся за счет государства. , рос по интернатам, в суровых условиях. Тем, кто знал его уже «мастодонтом», вечным приколистом, добродушным ворчуном, представить себе такое было почти невозможно. Он любил природу, рок и Шарля Трене, охоту и был не дурак выпить. В шестьдесят шестом он познакомился с Эвелин и женился на ней. Затем священник зачитал список мест его работы, который совпадал с историей экономического развития долины. «Металор», «Рексель», «Помона», «Сити-2000», «Сокожем». Правда, о трудных временах, о безработице, планах социального развития, профсоюзном движении, политике, последней предвыборной кампании, когда он расклеивал плакаты «Национального фронта», не было сказано ни слова.

В заключение священник сдержанно отметил, что для Люка Грандеманжа дружба не была пустым словом и что он всегда активно участвовал в жизни города. Эвелин, сидевшая в первом ряду, задумчиво слушала, зажав в стиснутых ладонях сухой носовой платок. Потом надо было еще встать, сесть, помолиться. Все слова забылись. Племянник прочел стихотворение Элюара. Потом все пели, едва открывая рот. Кто хотел, подошел к гробу проститься. Заиграл орган. На этом все кончилось.

На выходе Антони с облегчением увидел отца. Тот стоял в глубине, у двери, засунув руки в карманы. Он разорился на стрижку и надел свой синий костюм. Было заметно, что он здорово потерял в весе, несмотря на выступавшее под рубашкой брюшко.

– Не отходи от меня, – прошептала Элен.

Антони успокоил ее. Она была белая как полотно. Где-то там отец не сводил с них глаз, слегка улыбаясь. А так, в остальном, выглядел он отлично.

Стеф припарковала свой «Пежо 205» с откинутым верхом перед вокзалом. Это было функциональное здание столетней давности, с большими часами, закрепленными на самом верху. Часы показывали шестнадцать десять. Клем заметила, что они приехали очень уж заранее. Стеф даже не услышала ее слов.

Вот уже несколько дней она готовилась, скрашивая ожидание разными способами. В последние дни она взяла в привычку выпивать ежедневно по две бутылки минералки. Она выбиралась на солнце, но ненадолго, максимум на час, методично, слой за слоем умащая себя, пока не добилась идеального результата, искусного маслянистого загара, совершенно золотой кожи с красивыми светлыми пятнами, оставшимися на ее голом теле на память о раздельном купальнике. Едва вскочив с постели, она с тайным волнением прыгала на весы. Она любила вкусно поесть, любила гульнуть. Любила поздно ложиться, да и выпить тоже любила. Поэтому она контролировала себя с точностью до грамма, рассчитывая, сколько спать, что есть, с огромной осторожностью обращаясь с этим телом, которое могло удивительным образом меняться в зависимости от времени, освещения и рациона. Она полировала ногти, красила глаза, щедро поливала волосы шампунем, одним с водорослями и другим – яичным. Она сделала пилинг и натиралась под душем кофейной гущей. Ноги и зону бикини она доверила только косметологу. Она была счастлива, вся аппетитная, выверенная до миллиметра. На ней была новенькая майка «Petit Bateau» в полоску. «Это что, для шестилетних?» – спросила, увидев ее, Клем.

– Ждать придется черт знает сколько, – опять сказала Клем, заранее тоскуя.

– Да нет же.

– Не нет, а да. Уж извини.

Девушки пошли на перрон номер два, абсолютно пустой. Обе были в кедах, юбках, с распущенными волосами. Поезд прибывал в шестнадцать сорок две, стоянка максимум две минуты. Вокзал в Эйанже уже практически не использовался, но сохранялся из принципа, потому что мэр, он же депутат, возвел это в ранг политического дела, и потому что город без вокзала – это же ни на что не похоже. На обшарпанных стенах висели нечитабельные плакаты с расписанием регионального экспресса, который давно уже здесь не ходил. Реклама шестимесячной давности. Жуткая духота. Клем решила подождать в тени. Стеф, вся на нервах, не отрывала взгляда от точки на горизонте, в которой сходились рельсы.

Она была счастлива. Вот она – награда за все муки.

Потому что последние несколько месяцев она вкалывала как лошадь. Стеф всегда была пофигисткой. Она довольствовалась двумя образами: грустная и милая, этого было достаточно, чтобы все устраивалось само собой. Только вот перед самыми экзаменами ее отец стал питать какие-то непредвиденные амбиции. А может, он вдруг испугался за ее будущее. Как бы то ни было, он сказал – как отрезал: если она не сдаст выпускной экзамен с отличием, то на тачке и каникулах может поставить жирный крест.