Николя Матье - И дети их после них

За все это трудовое лето она не увиделась ни с одним из своих старых друзей из Эйанжа. Она держалась в сторонке, опасаясь пересечений и не желая демонстрировать свои толстые, как у кечистки, ляжки. Пряталась, короче.

Второй курс запомнился ей своей невыразительностью, нейтральным течением – не год, а серый картон. У Стеф было такое ощущение, что она роет тоннель, пытаясь прорубиться сквозь гору работы. От нелепости этой цели она впадала в уныние, но каждый метр, отвоеванный у гранита науки, наполнял ее радостью. Она знала, что в конце пути ее ждет рай, карьера. И тогда уж она возьмет свое, оторвется по полной. Она приколола над своим письменным столом несколько открыток. Репродукции Сислея, «Юдифь и Олоферн» Караваджо, портрет Вирджинии Вульф, Бельмондо с голым торсом – кадр из фильма «На последнем дыхании».

У нее появились друзья, Рената и Бенуа. С самого начала преподы уверяли, что лучшее лекарство от всего на свете – это соревнование. А еще есть разные хитрости, помогающие добиться успеха. Следить за сном, заниматься с кем-нибудь в паре, спеться с самыми мотивированными, всегда оставлять свободное время для расслабона. Стеф с приятелями применяли свой метод: они писали на бумажках названия глав, которые надо было повторить, складывали в обувную коробку и по очереди тащили. В субботу днем они ходили играть в пинг-понг в соседний молодежный дом культуры.

Постепенно такая организованность сделала свое дело. Стеф показывала хорошие результаты, уверенно шла вперед по всем предметам, даже по философии, а главное, для этого ей требовалось все меньше усилий. Мало-помалу дисциплина вошла у нее в привычку и привела ее способности в боевую готовность. Она не просыпалась больше в пять утра, могла спокойно отзаниматься двенадцать часов кряду и, кроме того, снова похудела. Единственное, что омрачало общую картину, – это остаточная вялость, проявлявшаяся в редкие свободные минуты, некая дымка тревоги, сомнения: к чему все это? Но, в любом случае, свободных минут у нее было не так уж много.

Главное, за этот второй год обучения у нее прочно сформировалась склонность к математике. В коллеже и в лицее у нее никогда не было проблем с пониманием, несмотря на всю поверхностность знаний. Но здесь она вообще раскрылась, став тем, что принято называть «зверь в математике». Самое интересное, что это не стоило ей никакого труда. Математические формулы лились из нее самым чудесным образом. Прямо как в этих историях про нечестивцев, на которых нисходила Божья благодать и они вдруг начинали говорить на разных языках. А в мире, к которому готовила себя Стеф, математика была универсальным языком. Математика не только заставляла самолеты летать, а компьютеры работать, она определяла порядок всей цивилизации, свидетельствовала о вашем уме, лежала в основе научно-технического прогресса.

Первым, кто помог ей оценить масштабы ее везения, был господин Муано, преподаватель экономики. Он подозвал ее как-то в конце лекции, и они пошли выпить эспрессо в маленьком кафе на улице Нотр-Дам-де-Шан. Он стал задавать ей вопросы. О ее методах работы, о том, сколько времени она проводит за подготовкой домашних заданий. Он хотел убедиться, что ей никто не помогает. Еще он спрашивал, чем занимаются ее родители, есть ли у нее друг. Он употребил слово «бойфренд» – наверно, чтобы смягчить впечатление от такого вторжения в ее личную жизнь. Стеф развеселилась: где он откопал это выражение? это же совсем не то! Муано был довольно чопорный тип, волосы ежиком, очки без оправы, вид запущенный, занятия он вел в саркастически-отстраненном стиле, работы исправлял зелеными чернилами. Ходили слухи, что у него проблемы с алкоголем. Говорили, что он учился в Политехе, руководил отделом недвижимости в банке «БНП», а потом покатился вниз. Падение это продолжалось довольно долго, потому что он однажды обмолвился, что ему надо заработать еще двадцать пять лет педагогического стажа, чтобы претендовать на полную пенсию. А лет ему было не меньше сорока пяти. В тот день, когда они вместе пили кофе, на господине Муано был крутой пиджак в клетку, придававший ему сходство с зеленым дятлом, и синий вязаный галстук, который подчеркивал его объемистый животик. Он выглядел сумрачным, вполне готовым к субботнему разгулу. В уголках носа Стеф разглядела у него лиловые прожилки и подумала, что никогда не смогла бы лечь в постель с человеком, у которого такая кожа, такой нос, такие расширенные поры. Если он когда-нибудь начнет ее клеить, она сделает все, чтобы увильнуть. Хотя ради хорошей оценки по экономике она готова была на кое-какие уступки, например, дать себя потискать или самой поработать руками. Но брать в рот – ни за что. В любом случае, ее сексуальная жизнь дальше этого не шла. Однако она ошиблась на его счет. После довольно долгого раздумья Муано сказал: