Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

Он подбежал к «Золотому», к дому Рэйчел. К своему бывшему дому. К дому своих детей. Пробегая мимо Джорджа, своего любимого швейцара, Тоби притормозил и приветственно махнул рукой. Он вбежал в открытый лифт и стал истерически тыкать в кнопку закрывания дверей. На девятый этаж он прибыл, охваченный страхом, яростью и тревогой. Сердце колотилось так, что даже лицо пульсировало. Может быть, он сейчас умрет, и это будет казаться ужасной трагедией, и только он один будет знать, что это спасло его от пока неведомого страшного зрелища, поджидающего за дверью ее квартиры.

Возможно, он слаб. Возможно, он слабак, как называла его Рэйчел. Он вставил ключ в замочную скважину. Ключ по-прежнему подходил. Тоби вошел в квартиру. Он животным чутьем знал все звуки и ощущения своего бывшего дома – и когда в нем кто-то был, и когда в нем никого не было. Сейчас он ощутил пустоту. В квартире никого нет. Камень свалился с души. «Почему ты такая тряпка?» – спросил он себя.

Он был здесь меньше месяца назад, когда забирал рабочую тетрадь Ханны по гафтаре – ее урок в последний момент перенесли к нему домой. Тогда это место еще ощущалось как бывший дом. Тоби остановился, и его накрыло озарение, совсем как Эмили в финальной сцене «Нашего городка»: замечал ли он когда-нибудь, как хороша эта квартира, когда так старательно презирал материальные блага? Теперь, когда он мог сравнить это жилье со своим нынешним, отличительными признаками его квартиры были уже не кастрюли от Le Creuset, но металлические жалюзи, дребезжащий кондиционер и шершавый потолок. В тот день Тоби ушел отсюда, злясь на себя: опять, в миллионный раз, он позволил своему мозгу убедить себя, что в прошлом всё было не так уж плохо. На самом деле в прошлом всё было очень плохо.

И все-таки под глянцевым слоем порядка лежала их история. Здесь в последние четыре года проходила его жизнь. Да, здесь развалился его брак, но еще здесь он делал уроки с детьми, показывал им «Звездные войны» и занимался любовью со своей женой. Да, здесь он с ней ссорился, но еще они здесь мирились, и смеялись, и слушали, как Ханна занимается на флейте, или смотрели, как Солли репетирует свою роль во время недолгого увлечения сценическим искусством – он должен был играть старшего сына фон Траппов в мюзикле «Звуки музыки», который ставили в Еврейском центре для молодежи, и все роли в постановке играли дети. Здесь Тоби построил модель места преступления, с которой можно было снимать отпечатки пальцев – для научной ярмарки Ханны в третьем классе, и модель Солнечной системы, которая по правде вращалась от моторчика, вместе с Солли для его научной ярмарки. Здесь он не мог ненавидеть свою прошлую жизнь. Ему казалось, что считать эту квартиру обиталищем зла – предательство по отношению к собственным детям, которые и так уже хлебнули довольно.

Он шел сквозь тишину. Какие-то мелочи изменились с тех пор, как он тут жил: кресло, явный «сервек», на другом конце гостиной; новая лампа взамен той, которую Ханна смахнула на пол с год назад. Все это выбивало из колеи. В люстре перегорели две лампочки, хотя он перед уходом купил дюжину запасных. На кухне едва слышно капал кран – Тоби предупреждал об этом Рэйчел месяц назад, но ничего не изменилось. С чего он решил, что после его ухода она вдруг станет человеком, умеющим заботиться о своем окружении?

Он открыл холодильник. Там стояли в ряд шесть коробочек с едой из китайского ресторана. Он открыл одну. Говядина ло-мейн. Рэйчел никогда не ела ло-мейн. Она ела креветки в соусе из омара. Ло-мейн ел Солли, но он не любил говядину. Тоби понюхал содержимое коробочки: не протухло. Может, это чей-нибудь чужой ло-мейн. А может быть, Рэйчел заказала неправильный ло-мейн, не помня, что едят ее дети. Или. Или Рейчел стала есть ло-мейн. Или она спит с человеком, который любит ло-мейн. Оба варианта показались ему совершенно невозможными и вполне правдоподобными.

Он открыл вторую коробочку. Там тоже оказалась говядина ло-мейн, но содержимое коробочки было наполовину съедено. Тоби открыл еще две коробки; кошмарность и странность происходящего нарастали, как в фильме ужасов. Говядина ло-мейн оказалась во всех. Это было какое-то совершеннейшее безумие.

На миг Тоби представил себе картину, которая все это объясняла. Рэйчел и Сэм – на диване. Она лежит, поскольку теперь научилась расслабляться, стала человеком, способным заснуть в Центральном парке. Ее ноги небрежно закинуты на колени сидящего Сэма. У обоих в руках коробочки говядины ло-мейн, и они жрут прямо из коробочек, как свиньи. Рэйчел печатает что-то в телефоне, потому что любовь ее жизни на самом деле – телефон, не обманывай себя, Ротберг, – а Сэм читает журнал National Review, выудив его из кучки таких же. Рэйчел поднимает взгляд и говорит: «Я так счастлива, что опять пробую всё новое. Тоби никогда не догадывался заказать мне говядину ло-мейн, а она очень вкусная».