Аркадий Львов - Большое солнце Одессы

И, ускоряя шаг, взрослые убеждают друг друга, что в сущности она права, что другого обращения они не заслужили, потому что кому хочется иметь лишние неприятности из-за меня, из-за вас или этой вот женщины, которая спряталась за деревом.

Лишние неприятности, ясное дело, никому не нужны, но сегодня они мертвы, эти слова о лишних неприятностях, сегодня они просто слепок с тех других, живых слов.

Когда окно захлопнулось, когда подоконник опустел, женщина вышла из-за дерева. В правой руке она держала клетчатую сумку — зеленая, красная и синяя клетки. В правой — теперь, когда она вышла из-за дерева, а раньше она держала ее обеими руками перед собой.

Женщина смотрела в черные с блестящими черными стеклами окна и ждала. Распластавшийся за кустом буксов кот запрокинул голову. Его зубы, белые, блестящие, с черными просветами, были обнажены. Обернувшись, женщина видела эти зубы — гнутые клыки и ровный ряд резцов распластавшегося кота. Изредка кот подергивал лапой.

Смотрите, дети, вот лапка лягушки. Если через эту отрезанную лапку пропустить гальванический ток, лапка оживет. Это потому, детки, что лапкина мышца под действием тока сокращается. Такой опыт вы можете проделать дома сами. Для этого надо только поймать лягушку, отрезать у нее лапку и пропустить через эту лапку ток.

Женщина напряженно вглядывалась в распластанного кота. Лапа кота должна дрогнуть. Обязательно должна. Смотрите, еще мгновение, еще одно только мгновение… Задержав дыхание, женщина подалась вперед — и кот вздрогнул, весь вздрогнул.

Женщина улыбнулась, и улыбалась до тех пор, пока прохожие были далеко и не могли видеть ее улыбки.

А потом она смотрела в черные блестящие стекла и ждала. Не Улыбаясь, не оглядываясь. Ждала молча, неподвижно, запрокинув голову.

А потом вздрогнула сумка. И тогда, застигнутая врасплох, женщина тоже вздрогнула, торопливо, испуганно озираясь.

Из-под Греческого моста выкатил троллейбус. Под колесами его с треском, с шипением лопались рыбьи пузыри. На углу троллейбус остановился. Вытолкнутые из нутра машины на тротуар люди вздыхали — чересчур громко, чересчур облегченно, с той резкой подчеркнутостью, которой отмечены чувства здешних людей, рассчитанные на зрителя. На понимающего зрителя.

Женщина стояла неподвижно, опустив голову, с силой прижимая руки к бокам, как будто опасалась этих проходивших мимо нее людей. А люди проходили далеко.

Темнело. В палате зажгли свет, и стекла, только что черные и блестящие, как полированная лава, стали обыкновенными оконными стеклами, лишенными своего цвета.

Услышав щелчок выключателя, — она услышала его в тот самый миг, когда зажегся свет, — женщина вздрогнула. Сейчас в окне появится человек семи лет в больничной пижаме. Он обязательно появится, он не может не появиться, потому что он знает: когда зажигается свет, надо подойти к окну. Если няня в палате, надо просто поднять руку; если няни нет — надо взобраться на подоконник.

В окне появилась рука, пальцы руки сжимались и разжимались — жди. Хорошо, сказала женщина. Хорошо, хотела сказать женщина.

Потом он встал на подоконник, подергал задвижку и отбросил правую створку.

— Мама, — сказал он, свешивая голову, — это ты?

Да, кивнула женщина, ты же видишь.

— Мама, я разбил термометр.

Хорошо, кивнула женщина. Ну-ка, подыми голову, я хочу посмотреть на тебя.

— Мама, я соврал, это Вовка разбил термометр.

Хорошо, кивнула женщина, только подыми голову выше — я хочу посмотреть на тебя.

Он поднял стриженую свою голову с огромной, как у Буратино, от уха до уха, улыбкой.

Он всегда улыбался так, он и раньше, когда был совсем здоровый, улыбался так. Только тогда он ведь был здоров, и это его улыбка — это его тогдашняя улыбка. И он запомнил ее, эту улыбку, и теперь показывает эту улыбку ей, потому что она сказала ему: ну-ка, подыми голову, я хочу посмотреть на тебя.

— Пахнет акация, — сказал он.

Да, кивнула женщина и, оглядевшись, прошептала одними губами, без голоса:

— Рент-ген?

— Мама, этот кот дохлый?

Нет, покачала женщина головой, нет и, растягивая губы, повторила:

— Рент-ген? Как рент-ген?

— А голуби уже спят?

Да, кивнула женщина, спят.

— А почему этот не спит?

Не знаю, кивнула женщина, не хочет — не спит. Я спрашиваю: как рентген?

— Мама, почему ты так тихо говоришь? Не бойся, няня ушла.

— Рентген? Я спрашиваю: как рентген? Рентген, — повторила женщина, — я спрашиваю: как рентген?