Аркадий Львов - Большое солнце Одессы

— Шантаж. А шантаж уголовно наказуем.

— Н-да? Что вы еще знаете? — Рози обдала Эдуарда Петровича очередной дозой шикарной улыбки, а тот не нашел ничего лучшего как тьфукнуть и развести руками.

К вечеру по "Гипропроду” действительно пошли слухи. Но это были вялые, умирающие на корню слухи.

Расширенное заседание месткома с повесткой дня "Распределение жилплощади” назначили на вторник. А во вторник его отложили на пятницу, потому что понадобилось дополнительное расследование бытовых условий Р. М. Таргони. После дополнительного расследования, Розита Михална не вышла на работу.

— Товарищ Таргони нездорова, — объявил месткому Цонев. — Будем рассматривать заявление в отсутствие заявителя?

Местком решил: рассмотреть. Так, подбил итоги председатель жилищно-бытовой комиссии, пересмотреть мы успеем всегда. Стефа поморщился, но от реплики вслух воздержался.

Через полчаса три квартиры из четырех нашли своих новых хозяев.

Наступил черед последней — четвертой квартиры. На нее, как явствовало из справки жилищно-бытовой комиссии, претендуют двое — Таргони и Тетиевская.

— Будем характеризовать? — поинтересовался председатель.

Не надо, сказал Стефа и объявил собранию, что лично для него вопрос решен давно: Таргони работает у нас, правда, на два года дольше, но нельзя забывать, что Тетиевская — растущий, перспективный специалист. Это — во-первых. А, во-вторых, жилищные условия Тетиевской явно менее удовлетворительны и, кроме того, их почти двое. Местком улыбнулся, местком уже знал: Светочка подала документы в ЗАГС.

— Кто согласен? Не согласен?

— Я не согласен. — Стефа ухватил себя за кончик носа: ты? — Товарищ Конецпольский упрощает ситуацию. Розита Михайловна нуждается в квартире: она не может вековать с папой и мамой. Мы обязаны дать ей комнату.

Я хотел еще поговорить, я хотел развернуть свою мысль, чтобы лаконизм не был в ущерб ее убедительности, но заключительная часть моей речи была загублена в зародыше — и кем! — моей же подзащитной. Она ворвалась, как вихрь, как самум, как смерч, который играючи опрокидывает лайнеры и супертанкеры в сто тысяч тонн.

— Не слушайте его, — закричала Рози, — он не терпит меня! Он всегда смеется, как будто я не такой человек, как другие. Мне же надо жить! Я не могла устроить свою личную жизнь, потому что у меня не было своего угла, потому что я не могла пригласить мужчину к себе в дом! Неужели вы не понимаете этого?

Стефа тремя пальцами усердно втискивал глаза в орбиты, в руке Эдика цанговый карандаш ходил неутомимо и безостановочно, как у паркинсоника, а местком опустил голову и тяжело задумался.

— Хорошо, — сказал Стефа, — комната большая, тридцать метров, два окна. Кухня тоже большая. Временно можно разделить.

— Нет! — взвизгнула Рози.

— Не надо, Стефан Владиславович, — Светочка была желта, как евпаторийский песок. — Костя прав: Розите Михайловне комната нужнее. Это ее комната.

— Зря торопитесь, Тетиевская, подумайте лучше, — Стефа был откровенно раздосадован. — Зря торопитесь.

— Не надо, — повторила Светочка.

Стефа внимательно рассматривал наше огромное венецианское окно, которое выходит на улицу Луи Пастера.

Через месяц Светочка уехала на восток. Одна. В новый город. Она не сказала, как называется этот город, она сказала только, что будет писать нам. Мне.

Где Светочка?

Трижды на день Эдик задавал этот вопрос, и трижды на день я отвечал: нету Светочки, ту-ту Светочка.

А сегодня пришло письмо, и в девять ноль-ноль я подал заявление Стефе: "В связи с отъездом прошу уволить меня”. Две недели, опираясь на закон, Стефа может удерживать меня. Две недели — ни минутой дольше.

А потом, через четырнадцать днев, ту-ту, мой милый "Типропрод”!

Прощайте, други-гипропродовцы!

У девушки беда — и она пришла к морю до восхода. Кто она, эта девушка? Я не знаю. Как зовется ее беда? Я не знаю — у бед много названий. Я знаю только, что начинаются они по-разному, а кончаются часто одинаково.

Она разделась. Догола. В августовском море очень тепло. Раздевшись, она подошла к воде и окунула в нее руку. Только кисть. Затем ступила ногами по щиколотки. Вода чуть холодила. Через месяц такая вода будет казаться теплой. Девушка потерла ногу о ногу в коленях, провела влажной рукой по груди и вышла. Выйдя, она легла на спину подле купального костюма. Чтобы ветер, которого сейчас нет, но который иногда налетает внезапно, не унес одежды, девушка прикрыла ее камнем. Другой камень она положила на живот. Брюшные мышцы напряглись, противясь тяжести камня.