Артур Крупенин - Мой большой греческий ремонт

Это, кстати, еще одно проявление коллективного бессознательного. Хотя неподалеку от нас, в Лигурьё, находится весьма приличный медицинский центр, который в случае необходимости охотно посещают проживающие в округе немцы, англичане и голландцы, греки, что случись, сразу везут пациента к столичным профессорам. По их мнению, спасти больного, даже если речь идет всего лишь о банальной простуде или фурункуле, можно только в Афинах и более нигде.

Сразу после неожиданного исчезновения Лале Кузя вернулась в Москву, а мне выпало задержаться, чтобы пронаблюдать за укладкой новых водопроводных труб и электропроводки. Поскольку и сантехник, и электрик не только крепкие профессионалы, но и люди с совестью, я позволил себе немного расслабиться, насладиться жизнью, спокойно оглядеться вокруг и вдосталь поваляться на пляже.

Помню, как, отдыхая от трудов, лежа в теньке с айпадом, я одновременно любовался видами природы и тайком разглядывал молоденьких туристок, щеголяющих в едва заметных глазу стрингах. Это приятное занятие я перемежал чтением греческих философов, благодаря чему натолкнулся на парадоксальный совет, приписываемый Пифагору: «Уступай похоти зимой, но не уступай летом!».

Еще раз украдкой взглянув на хорошеньких купальщиц, чьи наряды ничего не оставляли моему воображению, я подумал, что в самой идее Пифагора может и есть рациональное зерно, но вот с сезонностью философ явно что-то напутал.

Вечером я поспешил обсудить это дело с Ги. Тот не согласился со мной и, припомнив, что зимняя одежда древних греков практически ничем не отличалась от летней, предположил, что Пифагор, должно быть, ратовал за гуманное отношение к половому партнеру, которого могли отпугнуть эманации человеческого тела, вызванные жарой. Спорить я не отважился, а про себя отметил, сколь увлекательным может оказаться изучение древнегреческой философии при правильном подходе к делу.

Несмотря на обилие бродячих кошек, что шныряют возле нашего дома, я долго ни с кем не сближался. Во-первых, я бываю в Эпидавре наездами, а во-вторых, не люблю навязываться. Однако в какой-то момент я все же положил глаз на одну весьма привлекательную особу. У нее был элегантный двухцветный окрас, так любимый профессиональными дизайнерами, уставшими от ярких тонов — темно-серые пятна на светло-сером фоне. Причем, что фон, что пятна были не черно-белые, а очень удачно оттонированы бежевым, что зрительно утепляло традиционно холодную гамму. Единственное, что портило картину, так это дурная привычка все время почесываться, за что я немедленно прозвал незнакомку Блошкой.

Кошка показалась мне весьма смышленой. Дело в том, что ее более тупые сородичи, приходя на водопой к нашему заросшему тиной бассейну, неизменно выбирали ближний к дому угол, и всякий раз, когда я выходил из двери, они опрометью кидались кто куда. А эта умница сразу догадалась, что если пристроиться с противоположного угла, то наслаждаться деликатесной водой с привкусом благородной гнили можно не в напряженном положении низкого старта, а в обстановке полного комфорта, свесив вниз лапы и хвост в придачу.

Оценив сообразительность Блошки, я стал регулярно предлагать ей угощение.

Кошка принимала его спокойно, из чего я заключил, что, несмотря на межсезонье, от голода она не страдает.

От всех других кошек Блошку отличала одна странная привычка. Надо сказать, что обычно я держу дистанцию и, за редчайшим исключением, не приглашаю бродячих животных в дом. Да и осторожная Блошка тоже не горела желанием ко мне приближаться, когда я выходил на улицу. Зато вечером, когда я после дневных трудов зажигал свет в спальне, отделенной от внешнего мира лишь стеклянным окном во всю стену, кошка садилась вплотную к стеклу и внимательно наблюдала за происходящим. Признаться, этот животный вуайеризм меня порядком смущал — я и сам любитель подсмотреть, но при этом, представьте, ненавижу, когда за мной подглядывают другие. А возможностей для подглядывания у Блошки было море, поскольку мы в свое время решили, что божественный вид из нашего дома ничто не должно заслонять, а значит, никаких штор и занавесок у нас не будет, как в Голландии.

Впрочем, я постепенно привык машинально прикрывать срам рукой и относиться к кошачьему силуэту, притаившемуся за стеклом, как к неотъемлемой детали пейзажа, тем более что особого выбора не было: вечернее созерцание многочисленных островов, медленно растворяющихся в лиловых морских сумерках, было и остается моим самым большим развлечением.