– Дядя Уий, посмотйи! У деды тепей есть гойка!
Мы остановились у подножия лестницы: на ней стоял подогнанный под каждую ступеньку клиновидный трап, плоская вершина которого была достаточно широка, чтобы вместить коляску. Лицо Тага засветилось кривобокой улыбкой, когда Эрих зашел за коляску и медленно свез его вниз. Таг протянул здоровую руку и в благодарность похлопал немца по плечу.
– Ты это сделал?
Мы все повернулись к Уиллу, не зная, как расценить резкость в его голосе.
– Да. Я хотел отблагодарить вас всех за доброту, которую вы к нам проявили. Жаль, я не сделал его раньше, чтобы отец смог встретить сына, когда тот прибудет домой, но у меня тогда не хватало досок.
Уилл окинул взглядом мужчину, стоявшего перед ним, затем посмотрел на своих родителей, на Джона-Джона, на меня. А потом – на аккуратный белый дом с верандой и на жатвенные поля с рядами, уходящими к горизонту, – так, словно он видел, как воплощается в жизнь его мечта. А может быть, так и было. Может быть, об этом он мечтал под теми же звездами, что светили и над спящими солдатами и над его домом в Миссисипи. Он походил на мальчишку, который вдруг проснулся взрослым и обнаружил, что больше нет большой кровати, в которую можно было забраться.
Его взгляд вновь обратился к Эриху. После долгой паузы он протянул руку:
– Спасибо тебе.
Эрих протянул свою, и двое мужчин обменялись рукопожатиями.
Уилл прочистил горло.
– Джон-Джон говорит, что у тебя есть сын Ганс.
На губах Эриха медленно расцвела улыбка.
– Да. И когда он вырастет, он хочет стать лошадью. Или фермером, как папа.
Уилл опустил руку на голову Джона-Джона.
– Наверное, мальчишки везде одинаковые. Джон-Джон вчера сказал мне, что хочет стать мулом.
Их голоса неторопливо разлетались по двору. Они говорили о следующем поколении молодых людей, и в их голосах слышалась надежда, что те смогут вырасти фермерами, а не солдатами.
Я проскользнула мимо скопления людей внутрь дома, чтобы схватить свитер, а затем вышла через заднюю дверь в сторону ручья, который окаймлял юго-восточную границу земельного надела. Возле нее под защитой окружающих его кипарисов располагалось семейное кладбище. Здесь было самое лучшее место для наблюдения за закатом над Дельтой и для последнего «прощай».
Я не была там с возвращения Уилла, но теперь, когда жатва окончилась, я не знала, когда я сюда вернусь, и вернусь ли вообще. Я прошла через кованую ограду и нашла надгробие Джонни. Под плитой его не было – лишь миниатюрная пушка времен Гражданской войны и солдатики – его любимые игрушки в детстве.
Я смотрела, как солнце медленно спускалось по осеннему небу, заглядывая сквозь извилистые ветви кипарисов. Насекомые пронзали темную воду болота, мягкий вечерний свет, прощаясь, лег на поверхность.
– Ты пропустишь ужин.
Я повернулась на голос Уилла.
– Не хочу пропустить закат. Не знаю, будет ли у меня еще такая возможность.
Он встал возле меня, и мы некоторое время молчали. Он присел возле надгробия Джонни и провел пальцами по имени своего брата.
– Ты думаешь, что по-настоящему знаешь людей, с которыми вырос. Я всегда считал, что Джонни думает только о себе. Но это ведь не так, да?
У меня перехватило дыхание.
– Почему ты так сказал?
Он поднялся и посмотрел мне в лицо своими серьезными глазами, в которых отражалось заходящее солнце.
– Он любил Джона-Джона как своего собственного, да?
Я медленно кивнула, не в силах выдавить ни слова.
– Я это понял, только когда я вернулся и Джон-Джон сказал мне про свой день рождения. Сначала я на тебя злился из-за того, что ты мне не сказала. А потом я понял, что я тебе так и не дал шанса этого сделать. Я просто записался в добровольцы и уплыл, думая, что смогу забыть тебя.
Я проглотила ком в горле.
– Джонни был хорошим отцом. Это заставило его повзрослеть.
Несколько секунд Уилл хранил молчание.
– Джонни всегда был его отцом, – наконец, проговорил он. – Я не хочу, чтобы кто-то думал иначе.
Я кивнула, понимая сложную и в то же время безотносительную любовь между братьями.
– Ты не обязана уходить, Джинни. Я бы хотел, чтобы ты осталась. И Джонни бы этого хотел.
Я подняла на него глаза, не в силах произнести ни слова.
– Он написал мне за день до смерти. Как будто он знал… – Уилл тряхнул головой. – Он попросил меня попрощаться за него с мамой и папой. – Он неотрывно смотрел мне в глаза. – И позаботиться о тебе и Джоне-Джоне.
Он замолчал, когда стайка воробьев взмыла в небо с верхушек деревьев и, покружившись несколько секунд над нашими головами, улетела в сумерки. Весной они улетят на север, но снова вернутся в Дельту следующей зимой. Казалось, гигантский магнит тянул нас обратно домой, в то место, где все началось.
Читать дальше