Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Почему? — спросил Дмитрий.

— Потому, что хакас помрет без скота. А когда все помрем, наши степи совсем опустеют.

— Лисица хвостом собаку обманывает, — возразил Никита. — Учитель чужой нам — у него мать русская и он живет с русскими.

— Брешешь, злой человек! — в запальчивости воскликнул Егор. — Итыгин хочет, чтобы все хорошо жили!

Опять Дмитрий слышит об учителе из Чебаков. Разумеется, баи хотели бы привлечь Итыгина на свою сторону, потому что он справедлив и ему верят люди. Но учителю с богатеями не по пути, и все врет жадный и хитрый бай Кабыр!

— Никаких больших начальников из Москвы не будет! — твердо сказал Дмитрий. — Не мог так говорить учитель. Мы сами себе хозяева.

— Но ты здесь пришлый, — заметил Никита. — Уезжай, командир, отсюда, нечего тебе делать на Июсах.

— Не надо ругаться, — сказал Кабыр. — В плохих словах нет мудрости.

Подали кумыс. Дмитрий осторожно, чтоб не пролить, принял от хозяина оранжевую фарфоровую чашку и, как все, стал потягивать холодный напиток степей. При этом он разглядывал внутренность богатой кызыльской юрты. На женской половине жилища его удивило обилие полок со множеством бокалов из стекла и фаянса, зеленых и синих бутылок с яркими наклейками, с коробками от конфет. Здесь же стояли красного дерева, в рост человека, часы с боем, они были неисправны и не шли. А между мужской и женской половинами стояла кровать с высоко взбитыми пуховиками, убранная желтым бархатным покрывалом. Прикопченная стена за нею была наполовину затянута дорогим персидским ковром.

— Хорошо Кабыру, — перехватив быстрый взгляд Дмитрия, сказал Аркадий.

Во дворе истошно завыла собака. Сын Кабыра поднялся и, ступая по-кошачьи мягко, вышел. Тут же послышался пронзительный удаляющийся визг: очевидно, собаке изрядно досталось, и она предпочла поскорее убраться подалее от юрты.

— Каждому свое, — колюче заметил Аркадий.

— Помру — как люди жить будут? Всем помогаю, — с печальной озабоченностью сказал Кабыр, тыльной стороной ладони вытирая вывернутые губы.

— Все помрем, — жестко бросил Никита. — И коммунары помрут. Может, несколько прежде.

— Почему? — вопросительно сощурился Дмитрий.

— Всяко бывает.

Дмитрий поставил перед собой до дна опустошенную чашку, резко поднялся:

— Ну, мы поедем. Пора.

Поднялись и Кулаковы. Никита неотрывно смотрел в дымящийся очаг и чему-то загадочно улыбался. Он, наверное, понимал настоящую причину приезда красноармейцев в Ключик, поэтому темнить далее не имело смысла, и Дмитрий спросил:

— Какой русский наперегонки с жеребцом бегал?

— Не знаю, — торопливо, словно схваченный за руку вор, ответил Кабыр, затягивая наборный пояс из тисненой кожи.

— Не знаем, — согласно, в один голос сказали Кулаковы. — Нас здесь не было.

Егор не выдержал явного обмана — рванулся к Кабыру и ткнул пальцем в распахнутую грудь бая:

— Ты! Ты говорил о русском!

— Когда? — удивился бай. — Своими глазами посмотри. Собака укусит — кровь прольется.

— Я все слышал, Кабыр!

— Ладно, поехали, — сказал Дмитрий.

Всю обратную дорогу комбат думал о постигшей его неудаче. Может, Кабыр и сообщил бы что-нибудь о Соловьеве, но ему помешало неотлучное присутствие Кулаковых. А что мог сказать ему Кабыр? Не назовет же он определенное место, где прячется Соловьев. И никто в улусе не назовет.

А раз так, то, в известном смысле, и неудачи никакой нет. Не рассчитывал же Дмитрий всерьез, что Соловьев здесь ждет его приезда. И в искренность Кабыра поверить нельзя, он мужик хитрющий, себе на уме.

Конечно, можно было побывать в юртах бедняков и осторожно разузнать, когда и куда отправился Соловьев, но делать это Дмитрий не стал. Кулаковы все примечающие люди, они ни за что не простят невольным осведомителям комбата их откровенность.

Короче говоря, Соловьев улизнул, и его следует искать не в Ключике — нечего ему тут прохлаждаться, — а где-то далеко-далеко отсюда. И нужно найти правильный ход в игре с затаившимся врагом, чтобы напасть на его горячий след. Не проживет Соловьев в одиночестве без помощи дружков и сочувствующих ему богатеев. Тем-то он и страшен, что может потянуть за собою других, недовольных новым строем, и, чего доброго, сколотить себе банду. Так что же предпринять, что? Кто бы подучил, надоумил, что ли…

И, как своеобразное утешение, вспомнилась Дмитрию давняя история. Впрочем, это было не так уж и давно — всего два с небольшим года назад. Сам он потомственный ткач из Орехово-Зуева, в мировую отличился в штыковой атаке и вернулся с фронта унтером. В революцию ткачи отняли фабрику у капиталиста, а затем во все глаза следили, чтоб не поджег он ее или случаем не взорвал.