Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Вон как! Кто же убил?

— Предположительно — соловьевцы. Есть сведения, что полных два дня они пробыли в Озерной и исчезли после грабежа.

— Ушли в тайгу? — спросил Николай.

— Вроде бы, — ответил Ефрем. — Степь прочесана до самого Усть-Абаканского. Ни одна чабанская изба не оставлена без внимания. А где дядя?

— Сейчас будет.

Действительно, дверь распахнулась, и в комнату влетел запыхавшийся Тудвасев. После объятий он тоже плюхнулся за стол.

— Упустили Соловьева, — сказал ему Николай. — Теперь нужно ждать, когда снова окажутся в степи.

— Нам надо сюда, — показав пальцем на подтаежные села, сказал Тудвасев.

— Дядя прав. Если не всему эскадрону, то хотя бы взводу нужно постоянно присутствовать в Июсском боерайоне, — сказал Ефрем. — Из Усть-Абаканского не достанешь Соловьева, товарищ Заруднев.

— Это я понимаю, — проговорил Николай. — На перебазирование эскадрона нужно согласие укома партии. В другом конце уезда зашевелились кулаки. Сегодня иду к Итыгину, изложу свои соображения.

— Слушай! — спохватился Ефрем. — Ты посылал за женой?

— Нет, — сказал Николай удивленно. — Сам собирался съездить.

— Я так и думал! — Ефрем шлепнул себя ладошкой по колену. — Один, значит, русский, рыжеватый, в папахе…

Николай не дал ему договорить:

— В куртке? А нос какой?

— Да вот такой, — показал Ефрем.

— Это и есть Соловьев!

— Да брось ты!

— На виду воротник рубашки. Две пуговицы или три.

— Точно, товарищ Заруднев. Почему ж, думаю, они не заехали за Полиной…

— Да ты что! — воскликнул Николай.

— Про нее они спрашивали.

— Ненадежный ты человек, — сказал Николай. — Вот и поручи тебе женщину!

— Поверил я им.

Оказывается, Ефрем все же заподозрил неладное и позвонил из Ужура в Ачинский боерайон. Просил учинить проверку документов у двух конных, приметы которых сообщил. Почему звонил именно в Ачинск? Да потому, что этих двух видели на ачинской дороге.

В тот же день Заруднева и Ефрема принял Итыгин. Ему, широкому в кости мужчине, было тесно в маленьком кабинете с письменным столом и этажеркою. Он говорил извиняющимся тоном:

— Тут и работаю. Уезд громадный, а кабинет — видите сами.

Он принялся рассказывать им о наболевшем. В Усть-Абаканском ничего не знают о положении на местах. Инструкторы уисполкома не выезжают в дальние улусы — нет лошадей и денег для оплаты наемного транспорта. Приходится жить в отрыве от трудящихся. Такая же беда и у уездного комитета партии. Цепляемся за любого прибывшего с мест работника, чтоб получить нужную информацию. А люди, как известно, бывают разные, такого наговорят, что зайдет ум за разум.

Георгий Итыгин был человеком действия. Ему хотелось на места, чтобы с ходу решать наболевшие вопросы, разъяснять политику партии, организовывать народ на коллективную, дружную работу. Он и здесь, в уездном центре, ежечасно и ежеминутно делал нужные дела, но этого ему было мало, его крупная бритая голова с выпуклым лбом хотела вобрать в себя весь уезд с людскими заботами и чаяньями, в этом стремлении был он весь.

— На тракте убит почтарь, — сказал Заруднев.

— Я знаю, — Итыгин откинулся на высокую спинку стула. На его круглое очкастое лицо набежала тень.

— Что делать? — Заруднев вопросительно посмотрел на председателя.

— Как что? Искать убийц.

— Соловьев, — сказал Ефрем.

— Тогда искать Соловьева. Прочитайте-ка, товарищи командиры, вот этот любопытный документ, — Итыгин вынул из папки и положил перед Зарудневым листок из школьной тетради, исписанный неустойчивыми буквами.

«Товарищ Итыгин.

Мы, партизаны, просим вас пояснить нам небольшое недоразумение. Мы ведем мирные переговоры, а вместе с тем вы допустили покушение на жизнь командира Соловьева.

Этим вы ничего хорошего не сделаете для себя. Почему? Да потому, что этим обостряете партизан и даете пример не к выходу партизан, а хуже обостряете против себя.

Но мы просим, чтобы вы все-таки яснее доказали нам, какие условия нашего выхода ко власти.

Мы будем согласны на нижеследующие условия:

1. Чтобы все вооруженные силы с этого района удалить.

2. Чтобы не было личных счетов между нами и вами, то есть стоящими у власти людьми.

3. Чтобы не было порока и пятна на нас (бандитизм), а такое же право голоса, как и у всех граждан РСФСР.

Мы говорили и говорим, что нас загнали в тайгу личные счета и через это приходится теперь бродить по тайге и спасать свою жизнь, а если бы этого не было, личных счетов, то и не было бы банды.