Андрей Лещинский - Чертова коробочка

Он сравнил будущее с тем, что есть. Сел за старый письменный стол в заваленной, заставленной и завешанной картинами, статуями, гравюрами, иконами, капителями колонн, плакатами, фотографиями, каталогами, военными мундирами, открытками, монетами, ржавыми средневековыми баграми, черт знает какой еще рухлядью комнате, расстроился сравнением и еще больше расстроился, когда вошла Наташа, главный бухгалтер и главный помощник Сергея Алексеевича. Раньше она казалась ему симпатичной, теперь смотрел и не понимал. Вроде стройная, молодая, высокая, а выглядит — ну непротык просто. Костюм серый, юбка по колено, ни цепочки, ни кольца, ну ничего вообще. Лицо бледное — хоть бы глаза подвела, ну нельзя же так. Вроде, он ей платит подходяще, неужели на косметику не хватает? Да... Ну, впрочем, ладно. Бухгалтер есть бухгалтер. Но больше теперь — ни-ни. Для большего получше найдутся.

Наташа села напротив. Она улыбалась мягко и неуверенно, она всегда была слегка не уверена в себе, и ее тихий оптимизм поддерживался постоянными доказательствами необоснованности этой неуверенности. Ей нравилось проверять себя на прочность, поэтому вокруг нее кружился постоянный хоровод чужих шкафов, которые знакомые на полгода ставили в ее однокомнатную квартиру, пятиюродных тетушек, которых надо было возить на дачу, котят с гноящимися глазами и хромых дворняжек, соседских алкоголиков, для которых она была самой верной надеждой на опохмелку. Семьи у Наташи не было и, несмотря на всего лишь двадцать семь лет, казалось, никогда не будет. Сергей Алексеевич покорно кружился в этом хороводе. Он был ее единственным любовником. Когда просил, Наташа тихо и без возражений раздевалась и ложилась с ним в постель. Она была спокойна и сосредоточенна, не проявляла никаких признаков удовольствия, но, если он не звал ее больше двух недель подряд, умела напомнить об установившемся порядке их дружбы, однако ничего не требовала и в постели. Когда у Сергея Алексеевича не получалось, когда он лежал, съежившись от огорчительной неполноценности, начинал ныть, жаловаться и порывался бежать куда-то, она умела ласками руки освободить его от напряжения и очень часто добивалась своего. Она не просилась замуж, не требовала много времени и внимания, не любила подарков ни в каком виде. Сергей Алексеевич полагал, что она просто издевалась с его помощью над собой, удовлетворяя таким образом присущие женщинам мазохистские интенции. Он нуждался в любовнице, бешено желал большего и панически боялся и не умел что-нибудь сделать для исполнения своих ночных фантазий.

Сейчас Наташа смотрела на него с ласковым и дружеским вниманием. Ей было интересно, что произошло, чего он добился, как съездил. Она любила его рассказы и ждала получаса полагавшегося ей удовольствия.

Сергей Алексеевич тоже хотел рассказать. Как же! Такие дела сделал. Он вздохнул, зажмурил глаза и начал свою историю. Картины происшедшего светились в памяти. Он видел яркий вестибюль гостиницы, где познакомился с Тони и прочими чудаками, склад, где многочисленность старых вещей наполнила воздух однородной бурой мглой, серьезное лицо Дэна, подписывавшего контракт. Решил, что начать надо с самого начала, с полета из Нью-Йорка, общения со смешным соседом. Он помнил все очень хорошо, увлекся и начал говорить, забыв обо всем вокруг.

Наташа слушала длинный бестолковый рассказ о пудинге и чипсах, слушала, как Сергей Алексеевич пытался пересказать сюжет телевизионного фильма, сбиваясь, путаясь и поддерживая движение слов унылыми подпорками вроде «значит», «ну вот», «короче». Ей стало в натуральном медицинском смысле плохо, она почувствовала, как похолодели пальцы, пошевелилась на стуле, пытаясь изменением позы тела обмануть происходящие события. Стул скрипнул. Сергей Алексеевич остановился и посмотрел на нее.

Чего пялится? Неинтересно слушать, не садись. Ему надоело рассказывать, он рассердился, тем более что и рассказ как-то не получался. Ему хотелось говорить о лондонских событиях, а язык лепил одну за другой подробности полета, припутал историю Моники Левински, музыку из наушников. Надоело. Он решил заняться делом.

— Ладно. Чего сидеть. Давай-ка принеси мне кассовые отчеты.

Наташа встала, принесла кучу сколотых скрепками бумаг. Это были ежедневные кассовые отчеты за последний месяц. Магазин работал уже шесть лет, и горы бухгалтерской отчетности занимали чуть не половину склада. Сергей стал смотреть, листать. Ему было скучно, проще было спросить у Наташи окончательные суммы, узнать о самых крупных продажах и покупках. Формы отчетности менялись по два раза в год, поэтому он в них не особенно разбирался, мало чего понимал, но хотел показать, что хозяин знает и понимает все. Он задал несколько вопросов, указал на одну ошибку. Наташа стала объяснять, он прервал: нечего спорить с шефом, на себя бы посмотрела. Стал листать дальше. Вдруг Наташа вскочила, прижала правую руку к носу и побежала из комнаты. На пороге она зацепилась за дверную ручку, ушиблась, не выдержала, и Сергей Алексеевич услышал звук плача, скоро исчезнувший за толстым дверным полотном.