— Конечно, стоящее, — отозвался Павел, восхищенно глядя на Гойдича. — Люди это поймут.
Но почему же нам самим это не пришло в голову? Почему мы видим всегда только две крайности? — думал он.
— Сегодня же вечером, товарищ секретарь, мы обсудим ваше предложение. И все наши заботы кончатся, — сказал Павел, широко улыбаясь.
— Ну вот видишь! А мне с тобой надо поговорить об одном деле, — сказал Гойдич и в упор посмотрел на Павла. — Теперь у вас мало-помалу все наладится — в этом я убежден. Но мы должны укреплять почву для кооператива не только в Трнавке. Например, в Жабянах. Как ты отнесешься к тому, если мы попросим тебя немного помочь нам в Жабянах?
— Что ты имеешь в виду? — встрепенулся Павел.
— В поле работать не будешь. Тракториста мы всегда найдем, а ты станешь секретарем общины в двух селах.
— Надумал меня послать в Жабяны?
— А кого же еще?! Ты справишься, а нам бы это очень помогло.
Боже милостивый, чего он от меня хочет? — подумал Павел. Жабяны. Эта проклятая, гнусная дыра. Там отродясь никто не мог ничего добиться. Только этого мне не хватало!
— Ну что ты на меня так смотришь? — спросил Гойдич.
— Черт побери! — крикнул Павел. — Чего тебе от меня надо?!
— Подумай, Павел. В Жабянах пока речь о кооперативе не идет. Пока мы только покажем им, как хозяйствуем здесь, и будем помогать беднякам. И вам в Трнавке будет легче. Лучше, если мы их будем держать в окружении, а не они нас.
А иди ты к черту! — злился Павел. Я хорошо тебя понимаю, но каково будет мне? Павел стал припоминать знакомых ему жабянцев. Это были родственники, наезжавшие время от времени к ним в деревню. С тремя парнями из Жабян он служил в армии, был знаком с некоторыми девушками оттуда. Но что он знает о них теперь? Трнавка всегда жила беднее Жабян. И это была Малая Москва. А Жабяны — кулацкое гнездо. И родичей Хабы там немало. Да, горячая это будет банька…
— Ну что? — снова спросил Гойдич.
— Я, наверное, не справлюсь, — сказал Павел.
У него пропала охота разговаривать. Перед глазами стояла Илона. Что бы она сказала на это?
Ему так хорошо с ней. Им надо быть вместе всегда. И днем и ночью. А он ее не видел уже три дня, и встретятся они только завтра. За целых три дня не нашлось минуты, чтобы перекинуться с нею хоть словечком. Дни без Илоны казались ему пустыми, как будто он вообще не жил.
Если же ему придется еще ходить в Жабяны, они, пожалуй, и вовсе не смогут видеться. И жить он будет, как бродячий цыган. Немножко в Жабянах, немножко в Трнавке и редкие, считанные минуты с Илоной в Горовцах. А где же в конце концов у него будет дом? На прошлой неделе у них опять было свидание на мосту через Лаборец. Он немного опоздал, Илона стояла у перил, глядя на воду.
Когда они поздоровались, она показала на отмель, где снова прохаживались те же два аиста, и сказала:
— Знаешь, когда мне уже не придется жить в общежитии и у меня будет свой дом, я хочу, чтобы на крыше было гнездо аиста.
— Чтобы он принес побольше детей? — спросил он, смеясь.
Илона покраснела.
— Нет, что ты! Гнездо аиста приносит счастье.
— А как же сделать, чтобы на крыше поселились аисты?
— Это уж забота того, кто захочет на мне жениться. Ему придется достать колесо от телеги, укрепить его на крыше, выстлать середку чем-нибудь мягким. И замуж я выйду за него только тогда, когда в этом гнезде поселятся аисты.
А у меня теперь из-за постоянной беготни не будет времени даже подумать о гнезде аиста, мелькнуло в голове Павла.
Он и не заметил, как они вышли к деревне.
— Ну что? — прервал его мысли Гойдич. — Так ты подумаешь о Жабянах?
— Нет, я, наверное, не справлюсь, — сказал Павел уже решительнее. — И вообще, это была бы напрасная трата времени, — добавил он немного погодя. — Одни только хождения туда-сюда. А у меня нигде не будет дома.
— Беготни ты не бойся. Это не самое страшное. Получишь мотоцикл. Десять минут — и ты у них. И до Горовцов — в районный комитет — тебе тогда будет рукой подать. Один день можно работать здесь, а другой — в Жабянах. Ты подумай все-таки. — Гойдич с минуту испытующе смотрел на Павла. — Я знаю, тебе будет нелегко. Но ведь вся наша жизнь нелегкая. Она бродит, как молодое вино. Но обретает зрелость, очищается. Поверь мне, вино получится доброе, оно из хорошего сладкого винограда.
— И ты собираешься выжать из меня все соки в это вино? — спросил Павел, растерянно улыбнувшись Гойдичу.
— Ты так это называешь? — весело спросил Гойдич. — Иногда и мне кажется, что мы выжимаем из себя все соки. Но я говорю себе: мы добавляем в вино капли нашего пота, потому что и сами хотим пить это доброе вино. Ведь мы хотим пить его вдосталь, не так ли? — Он дружески похлопал Павла по спине. — А знаешь, мне и в самом деле очень хочется пить.
Читать дальше