Ян Козак - Белый жеребец

Или следующие три-четыре зимы. В памяти Володи одна картина сменялась другой, и сердце билось сильнее. На строительстве дамбы для плотины им пришлось потрудиться вовсю. Они насыпали ее из глины, за лето она высыхала в специально подготовленных кучах. Уложив слой глины и утрамбовав, ее поливали потом насыщенным раствором соли. А едва соль, которая не замерзает, пропитывала весь слой, насыпали следующий слой глины. Многие рабочие, за плечами которых была не одна стройка, удивлялись: «Зачем глину сначала сушат, а потом заливают солью? Такого мы не видали». Им объяснили, что пресная вода быстрее замерзает, а лед потом легко ломается, дает трещины, в то время как морская, соленая вода замерзает гораздо медленнее. Соленый лед упруг, он прогибается, не ломается так, как пресный.

Это была первая в мире плотина, построенная в зоне вечной мерзлоты, в местах, где долгие месяцы свирепствует арктический мороз. Их способ строительства получил мировой патент. А дамба росла все выше и наконец достигла в самой высокой своей части семидесяти четырех метров. Упругое ядро стены шириной в четверть километра охранял слой валунов, засыпанных мелким щебнем, — он был толщиной в несколько десятков метров.

Все это всплывало в памяти, сразу же обретая ясность и четкость. Несмотря на то что здесь на их долю выпали невероятные трудности, да и работа была крайне тяжелой, это была чудесная пора. Все трудности и препятствия он преодолел только потому, что четко знал, чего хочет. А некоторым здесь пришлось худо, очень худо, — тем, кто приехал сюда только за длинным рублем, за северной надбавкой; тем, что лишь на время приехали сюда из других мест и не сжились с тайгой. Зато другие, большинство строителей, работавших тут, были настоящие парни и работали на славу. Они стойко переносили трудности, были выносливы и физически и духовно, а главное — они знали, что это необходимо, понимали, почему они должны построить эту плотину и электростанцию. Работа наполняла их чувством радости, они испытывали гордость, видя плоды своего труда, сознавая, как много они могут, хотя случалось, порой, и выпивали, куролесили и, не выбирая слов, ругали то, что им было не по нраву. Они были суровы и сильны и могли пожертвовать своей жизнью ради жизни товарищей, друзей — так их воспитала тайга. А когда они построили свою Вилюйскую ГЭС, многие из них отправились еще дальше на Север. Теперь они строили Хантайскую гидроэлектростанцию на Колыме, далеко за Полярным кругом. Володя любил этих людей, сжился с ними.

Он никогда не забудет, как безгранична была их радость, когда чаша плотины наконец начала заполняться, а электростанция дала первый ток. Напряжение было такое высокое, что полопались почти все лампочки. Осколки стекла посыпались в угощение, приготовленное для торжественного ужина. Настала тишина, но уже через секунду послышался громкий, счастливый смех — эта неожиданная неприятность никому не испортила настроения. «Что случилось? — спросил Алгис, сидевший с ними за празднично накрытым столом, и сам себе ответил: — А, видать, тот черт, которого упрятали в провода, сильнее, чем все думали». Старик хватил лишку, и одна из его дочерей, Аниска, официантка в Доме культуры, пыталась увести его. Но старик был еще очень силен и не послушался.

Пение, крики, шум раздавались на всех улицах. В ту пору домишки, прилепившиеся к откосу над рекой, уже стали исчезать, а наверху, на равнине, выросли сверкающие новизной двухэтажные дома и просторные деревянные домики с палисадниками. А в центре небольшой площади, перед зданием местного Совета и Доской почета с фотографиями наиболее отличившихся рабочих, стоял кусок скалы, взорванной на том месте, где теперь работала электростанция. С камня смотрело решительное, смелое лицо человека, которого когда-то сослало сюда царское правительство за то, что он мечтал о светлом будущем. Городок в его честь назвали Чернышевский.

Володя участвовал в преобразовании этого края. Нет, не просто участвовал! Он был частью всего, что здесь построено. Частица его была в плотине, в генераторах, да и в токе, который шел теперь со станции. Такого чувства он прежде не испытывал, на сердце у него было удивительно легко, как у птицы, которая собралась взлететь. Разве об этом расскажешь? Он ведь был здесь с Иринкой.

Как-то вечером она вошла в его кабинет на стройке. Он устал, был раздражен: уже начался монтаж первых генераторов, а у них не хватало деталей. Его кабинет стал похож на проходной двор: пол отсырел, покрылся пятнами растаявшего снега. Володя предвкушал, что хоть вечером малость отдохнет, и даже не поднял головы, когда Иринка вошла. Он взглянул на нее только тогда, когда она его окликнула. Она стояла у печки в поношенном оленьем полушубке и грела руки. Она только что вернулась из экспедиции — они делали подледные замеры зимнего течения притоков Вилюя. У нее было много забот, и она сразу же обрушила все на него. Они поссорились. На следующий день она опять появилась у него; было ясно, что от нее просто не отделаться, да, впрочем, и у него прошло вчерашнее раздражение. Для полного примирения он пригласил ее в Дом культуры, где вечером были танцы под гармошку или магнитофон. Это первое свидание с Ириной он едва не прозевал — пришел позже нее! Поэтому, чтобы загладить вину, весь вечер был к ней очень внимателен и мил.