Ян Козак - Святой Михал

«Да, придется помогать Михалу, раз человек хочет, чтобы жизнь шла вперед, раз… Да, черт побери! Теперь мне кажется, что и Михал болеет душой за наше Дело».

Адам даже испугался своих мыслей — думать о таких вещах, да еще среди пустых бутылок, было для него противоестественно. Он поискал глазами Эду. Но того на поляне не было: он спал в ивняке. Тогда Адам закурил и угрюмо уставился перед собой. Глаза у него слипались.

Голосов слышно не было, но зато трещали кузнечики и квакали лягушки. Все чаще можно было различить всплески рыбы в реке. В кустарнике, где недавно ласочка опустошила фазанье гнездо, пробежал, принюхиваясь, ежик. Он добрался до берега затоки, где под лопухом лежал большой уж. Едва еж приблизился, как уж предусмотрительно скользнул в воду. Его длинная гибкая спина с рядами темных пятнышек легко скользила в воде. Головка ужа с двумя округлыми, как молодой месяц, желтыми пятнами была приподнята. Круглые зрачки неподвижно смотрели на поросшую густой травой отмель. Несколько крикливых лягушек, завидев его, мгновенно умолкли, нырнули в воду и затаились в тине.

Из норы в корнях плакучей ивы вынырнула ондатра; ее густая блестящая шерсть, казалось, была смазана бриолином. Она подплыла к камышу и с минуту грызла его. Потом нырнула на дно и вынесла оттуда на берег большую, плотно закрытую раковину. Оранжево-желтые верхние резцы, выступающие полукругом, и нижние резцы принялись за работу. Острые, как долото, они легко, с хрустом разгрызли овальные известковые створки раковины. Когда ондатра проглотила нежное содержимое раковины, на берегу осталась только кучка отливающих перламутром осколков. Ондатра снова скользнула в воду. Она кружила возле длинных мечевидных листьев касатика, вокруг толстых, мясистых стеблей камыша. Потом поплыла, управляя, как рулем, своим сплющенным хвостом, к месту, где вокруг рыбьих потрохов сновали во множестве прожорливые, ненасытные окуни.

На поляну, слегка пошатываясь, вышел Вилем; расстегнутая рубашка свободно болталась на нем. Он остановился. Громко, с наслаждением зевнул и почесал взлохмаченную голову. Поморгал припухшими веками и, лениво переставляя ноги, направился к сидящим на траве мужчинам. Они курили. Среди них был и Михал. Он уже выспался.

Все устало, осоловевшими глазами глядели на зеленый, яркий, красочный мир, окружавший их. Легкий ветерок приносил влажное и пряное, напитанное запахом касатика дыхание земли.

Перевод Т. МИРОНОВОЙ.

Читая очерковую книгу Яна Козака «Охотник в тайге», в которой о литературе нет ни слова, вдруг ясно понимаешь, в чем таится примечательное свойство его писательского подхода к жизни.

Несколько слов об этой книге, известной пока лишь чешскому читателю. Человек, влюбленный в природу, Ян Козак за последние годы совершил несколько путешествий по Сибири, причем путешествий необычных. Недолгие сборы в областном или районном центре — и гость из Чехословакии отправляется в сопровождении кого-нибудь из местных охотников в глубь тайги, где начинается для него «жизнь в лесу», подобная описанной когда-то Генри Торо. Охотничья избушка, один-два верных товарища (а иной раз и полное одиночество), ружье, сетка для ловли рыбы, фотоаппарат, бинокль… Ежедневные встречи с куропатками, тетеревами, белками, кабаргами, росомахами, а порой и с медведями — встречи мирные и немирные… Так жил он в безлюдной тайге зимой, когда морозы доходили до —48°, весной, во время бурного «взрыва» лесной жизни, и поздним летом и осенью — всего больше восьми месяцев. На материале этих таежных путешествий и возникли две книги очерков дневникового характера: зимняя — «Охота на Бамбуйке» и весенняя — «У Снежной реки», которые были изданы вместе; так родилась книга «Охотник в тайге», прекрасно иллюстрированная фотографиями автора.

Так вот, в этих очерках с неожиданной наглядностью раскрывается облик автора не только как охотника и любителя природы, но и как писателя. Речь идет в данном случае не о литературном стиле, ни о технике писательского ремесла, а об умении художника, так сказать, вживаться в жизнь. У Козака оно поистине завидное. Он очень добросовестен и настойчив, во-первых, в своем неизменном пытливом интересе ко всему, что его окружает, а во-вторых, он обладает свойством прекрасно сходиться с людьми, пусть даже очень далекими от него по образу жизни, — чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть хотя бы страницы, посвященные совместным блужданиям по тайге со старым охотником-бурятом Доржой. И наконец, он всегда готов разделить со своими новыми товарищами любой труд, любую заботу, он не наблюдатель, а соучастник их дел — для писателя черта отнюдь не маловажная.