Ян Козак - Святой Михал

— Боже милостивый! А ведь это мысль, Михал! — радостно проговорил Альбин, окидывая всех взглядом.

Михал кивнул.

— Думаю, нам с Вилемом надо съездить в район и снова все объяснить там. Заглянем и к соседям. Я полагаю, что среди них мы найдем союзников и компаньонов. Они страдают от того же, что и мы. С капусто-засолочным пунктом мы, кооператоры, и сами справимся. Уж на что другое, а на это у нас сил хватит. Уверен, что дело пойдет, — повторил свою мысль Михал. — И самое лучшее — держать все в своих руках; управлять таким капусто-засолочным пунктом может какое-нибудь местное сельскохозяйственное объединение. А Вилем поможет протолкнуть нам это дело в районе. Верно?

Вилем с готовностью подтвердил:

— Ну, ясно. Каждый из нас сделает все, что сможет.

Остальные шумно поддержали его. Всех охватило радостное возбуждение, беседа приобрела иное направление. Ни у кого не возникало сомнения, что настоящему делу никто и никогда не осмелится ставить палки в колеса.

Один только Касицкий попытался было робко выразить свои опасения.

— Как бы нам опять кто-нибудь не встал поперек дороги, — заговорил он. — Я бы…

— Заткнуть глотку можно только тем, кто ест чужой хлеб, а мы едим свой, — с ударением произнес Михал.

— Так пусть его у нас всегда будет вдоволь! — провозгласил Марко и поднял стакан.

Он снова оживился, его пышущее здоровьем, круглое, румяное лицо сияло.

Все чокнулись.

— Послушайте! А начало-то у нас уже есть! Те десять тысяч, которые нам дали! Ну что бы выборам бывать почаще! — воскликнул Адам и засмеялся, радуясь внезапно осенившей его мысли.

Все засмеялись, побежали к речке, и вновь началась веселая возня.

Как бы в ознаменование того, что выход из положения найден и пирушка может продолжаться, Адам взобрался на перила мостика и, сосчитав до трех, прыгнул в воду. И хотя при этом он поранил ногу, но не очень сокрушался, скорее, даже гордился своей ссадиной. Выйдя из воды и немного пообсохнув, все с аппетитом взялись за гуляш. И был он таким вкусным, как никогда. От полного котелка в минуту ничего не осталось. А так как от мяса и подливки жгло во рту, то приходилось часто запивать его.

Долгая и тяжелая работа, нервное напряжение, предшествовавшие пикнику, соединение водки с вином, полные желудки, а также непривычные спортивные упражнения на реке и горячие солнечные ванны сделали свое дело. Несмотря на выносливость и закаленность участников пирушки, их буйное веселье и боевое настроение, достигнув высшей точки, вдруг угасли.

Исчез Эда, сказал, что идет купаться, да так и не вернулся. Касицкий и Мохнач растянулись на траве и уснули рядом с брошенным, еще не вымытым котлом. Вилем побрел к речке, устало сел на берегу и, опустив на колени отяжелевшую голову, уснул.

Михал похрапывал в тени ольшаника; тень росла, густела и закрывала теперь почти всю поляну. Альбин и Марко, держа друг друга за плечи, тихонько пели.

Опускались сумерки. Адам вдруг расстроился. Он вообще, когда выпивал, даже если ему и бывало хорошо, выглядел среди остальных грустным и отчужденным, каким-то лишним человеком; казалось, его гложет черная тоска. Медленна побрел он к мостику и оперся о деревянные перила.

Солнце садилось. В прозрачном воздухе за рекой четко вырисовывались контуры виноградников, а за ними — темная зубчатая полоса леса. С запада по небу, как от точильного диска, навстречу им летели золотые искры. Пряный аромат касатика, снова заглушивший остальные запахи, был таким густым, что, казалось, прилипал к коже. У берега заквакала первая лягушка, запищали комары. В излучине реки у самой затоки что-то стремительно, словно ножом, разрезало воду. Это вышла на вечернюю охоту щука. В полях перекликались фазаны.

Сумерки лишь усиливали мрачное настроение Адама. Ему даже почудилось, что из ивняка доносится приглушенный девичий смех, хоть он и знал, что там нет ни души.

Немного погодя, сам не свой от тоски, он раздраженно пнул ногой камень, столкнул его в воду и поплелся к угасающему костру.

Альбин и Марко уже не пели; присев на корточки, они вели неспешный разговор под мирное похрапывание спящих.

Адам долго смотрел на Михала. Потом подсел к Альбину и Марко. И хотя его снедала тоска, он все же не без волнения размышлял о Михале. Он подумал, что голыми руками его не возьмешь, что председатель — человек ловкий и хитрый, как лиса, из любого положения непременно найдет выход, но при этом от Михала всегда исходит какая-то удивительная чистота. Сейчас к прежнему чувству добавилось ощущение, что Михал все может, он добьется всего, что задумал. Видимо — Адам допускал это еще неохотно, — Михал действительно живет теми же интересами, что и он, и Вилем, только идет к тому, чего добиваются они, другим путем. Возможно, он уже давно знал, что надо теперь делать, и даже немного обогнал их с Вилемом на том пути, по которому они должны двигаться дальше.