Взойдя на мостик, он спустил на веревке бутылку «Жемчужины Поречья». Вскоре ему пришлось доставить купальщикам таким же образом еще две бутылки. Альбин и Касицкий развлекались, стараясь утопить друг друга. Остальные их подзадоривали и вместо аплодисментов шлепали по воде ногами. Когда Адам, и сам отдавая должное «Жемчужине Поречья», спускал на веревке четвертую бутылку, он решил позабавиться и, как только купальщики протягивали руки к бутылке, тотчас подымал ее. Хохот и крик стояли невообразимые. Право пить первым предоставлялось тому, кто схватит бутылку, но приманка, на которую все бросались, ускользала.
В самый разгар игры на берегу появился Марко — весь день он ждал каких-то посетителей, досадуя, что не может пойти со всеми, и пообещал обязательно прийти позднее. Марко остановился, потянул носом… Уже у мостика слышались дразнящие запахи. Он окинул взглядом костер со склоненными над ним запекающимися рыбинами, котел с гуляшом, купальщиков под мостиком. И пришел в восторг. За годы своей деятельности в Поречье он научился ценить те прекрасные и беззаботные мгновения жизни, которые связаны с едой и возлияниями. Господь создал такой живописный уголок и такие минуты для того, чтобы дать человеку облегчение и радость. Марко знал: такие мгновения нельзя упускать, ибо они скоротечны.
— Эгей! Вот это водопой! — радостно крикнул он. — Дай боже добрый урожай и в нынешнем году!
— Урожай будет, ведь вы же, пан священник, его благословили, — ухмыляясь, заметил Адам.
— А как иначе? — ответил Марко. — Но вы, друзья, тоже должны приложить усилия. Ведь у нас разделение труда. Правда, тут нам придется трудиться сообща. — Он снова, как истый гурман, втянул запах готовящихся яств. — Сейчас и я спущусь к вам!
Через минуту пан священник уже был обрызган водой и согрет первыми глотками «Жемчужины».
— Вот и хорошо. Теперь мы в полном сборе — весь Национальный фронт! — засмеялся Альбин.
— А где же Керекеш? — вдруг вспомнил Михал и огляделся. Только сейчас он заметил, что того здесь нет.
— Вот тебе на! — с досадой воскликнул Вилем, он тоже совершенно забыл про цыгана.
— Может, Адаму съездить за ним? — неуверенно предложил Альбин.
— Его все равно нет сейчас дома, — возразил Вилем. — Мне кажется, я видел его в городе. Давайте оставим ему бутылочку, и дело с концом.
Все согласились.
Настроение у Михала было преотличное. Речная вода обмывала не только его белую кожу, но, казалось, и душу. Солнце ласково грело шею и грудь. На сердце было удивительно светло и спокойно. И Михал вдруг почувствовал голод. Он вышел из воды и направился к костру. Присев на корточки со стаканом в руке, он с интересом наблюдал, как печется рыба. Серебристые, полосатые, свинцово-серые, даже черные брюшки и спинки рыб с красноватыми, желто-коричневыми, крапчатыми и черными плавниками, присыпанные солью с перцем, раскрывались над трепещущим жаром; на них образовывались веерообразные запекшиеся бороздки, по которым у крупных карпов и щук стекали вниз, к головам, капельки жира. На рыбьем носу такая капелька превращалась в жемчужину; она все росла, потом падала с тихим шипением на горячие угли и превращалась в едва заметный, тонкий, как паутинка, дымок, струйкой подымавшийся вверх.
Адам уже несколько раз поворачивал вертелы, чтобы рыба запеклась равномерно со всех сторон и на ней образовалась хрустящая корочка. Он подошел к Михалу и доложил:
— Эти, что поменьше, уже готовы.
Михал как зачарованный смотрел на них.
Адам и Эда старались по возможности нанизать на один вертел поочередно окуня, сазана, линя и леща. Они делали так не из эстетических побуждений и не из-за прихоти (в мерцающем воздухе эта четверка напоминала плывущую упряжку), а по чисто кулинарным соображениям. Каждый участник пирушки получал вертел сразу с четырьмя разными видами рыб.
— Мне кажется, мы могли бы уже начать, — глотая слюнки, сказал Михал, он уже не мог отвести глаз от рыб.
— Но сначала выпьем?
Адам чувствовал себя неуверенно: он до сих пор не знал, известно ли председателю, кто именно сыграл ту злую шутку с письмом, а вернее, кто подложил ему такую свинью. При разных обстоятельствах Адам и сам расценивал свою выходку по-разному. Но то, каким образом Михал вышел из положения, в которое они с Кужелой его поставили, невольно подняло его в глазах Адама. Этот случай да еще история с Бедой Сайлером и явились причиной необыкновенного трудолюбия и усердия Адама. За последние десять дней у него не было ни одного «окна» и держался он со всеми как можно предупредительнее. Однако в присутствии председателя вдруг становился неловким, словно бы деревенел. Вот и сейчас, наливая Михалу вина, он перелил через край. Адам очень обрадовался, когда увидел, что остальные купальщики возвращаются к костру.
Читать дальше