В «Венке» из вечера в вечер обсуждались планы благоустройства, возникали новые идеи. Сюда заглядывали теперь и те, кто раньше обходил «Венок» стороной, зная, что здесь — боевой штаб противника. Тут придумывали, из какого камня делать бордюр вокруг сквера и не подыскать ли в лесу красивую голубую ель, чтобы пересадить ее в сквер. Лишь однажды возникла угроза небольшого, но неприятного осложнения — Владимир Бриндзак вдруг выступил с предложением устроить среди поречан сбор средств на новый крест. Вилем сразу нашелся:
— Нет, это будет совсем не то, — сказал он, — у старого креста молилось столько поколений поречан, что это теперь уже не просто кусок железа. Так и пан священник говорил. Когда крест поставят на новое место, у костела, он будет иметь совсем другое значение и ценность. А Войта Рачек так здорово покрасил крест, что он выглядит совсем как новый.
Слова Вилема произвели на всех присутствующих огромное впечатление — он сразу вырос в их глазах. Эда откровенно восхищался им, правда, у Адама все же возникло сомнение, но он поделился только с Вилемом.
— Я, конечно, не знаю да и мне вообще-то все равно. Это ничего, что Войта католик? Не осквернил ли он их православный крест?
— Тьфу ты черт. В самом деле… — Вилем задумался. — Мне кажется, что нет. По идее, может быть, и так, но в жизни ведь никогда не ограничивают благотворительность. Самое лучшее для нас — не соваться в их дела.
Объединенные усилия, направленные на то, чтобы украсить Поречье, достигли вершины в следующую субботу. Каждый трудился там, где он был более всего нужен, и произошло полное слияние обеих групп поречан. Исчезли последние тени былых недоразумений. Все, казалось, жаждали общения, были на удивление внимательны и предупредительны друг к другу. Альжбета Мохначова принесла своему мужу, который вместе с Эдой разбрасывал по площади песок, горячий кофе. Она предложила кофе и Эде. Когда тот выпил, Альжбета, даже не сполоснув чашку, налила себе и тоже сделала несколько глотков. И случилось так, что учитель Альбин Шлапка, один из самых активных деятелей в селе — правда, в предшествующий бурный период он занял нейтральную позицию, — увековечил фотоаппаратом именно этот момент, который впоследствии вошел в хронику села. Когда Вилем, Михал и Касицкий со знанием дела осматривали новое основание для креста, вокруг которого была уже вскопана клумба, пани Маркова, высаживавшая тюльпаны, приветливо улыбнулась всем троим. А Кужела прислал из «Венка» по большому жбану пива и на площадь, и к костелу.
Усердно работал и Густа. Он снял форменный китель и фуражку, а девушки, граблями разравнивавшие песок, стали, хихикая, примерять ее. Милка Бартовичова так и осталась в ней работать.
Площадь стала очень красивой, она просто сияла чистотой. И все, кто смотрел на нее, представлялись себе такими же чистыми, словно душу умыли. Казалось, что пришло наконец время теплых, безоблачных дней и Поречье расцвело, подобно многолетнему растению, настала поистине благословенная пора. Чем же было вызвано столь удивительное единение и взаимопонимание поречан? Почему село благоденствовало в покое и счастье? Наверно, мало кто сознавал, что во всем этом заслуга Вилема, хотя надо сказать, что его престиж невероятно вырос в глазах односельчан. Ведь ни у кого из них не было оснований считать себя побежденным. Напротив. Всех и каждого переполняло торжествующее победное чувство. Много ли есть полководцев и стратегов или политиков, которым удавался такой ловкий трюк, удавалось сплотить враждующие стороны в полном единении и с общим для всех сознанием победы? Все поречане были преисполнены гордости, все были счастливы.
Едва наступили сумерки, в «Венок» набилось полно народу. Вилем и Адам, усталые, еще не успевшие умыться после работы, сидели у окна и с удовольствием потягивали пиво. Они не отрывали глаз от чудесно переменившейся, сияюще-желтой площади. Через открытую форточку лился свежий воздух, но обоим от переполнявшего их чувства покоя и душевного равновесия казалось, будто они греются на теплом полуденном солнышке.
Вилем задумчиво затягивался сигаретой и выпускал дым клубами. Цветом своим площадь напоминала ему крышку баночки светло-коричневого гуталина. По мере того как темнело, у нее появлялся более густой, бронзовый оттенок.
На площади показался расфранченный лесник. Он шел не спеша и словно невзначай остановился перед новым домом Рачековых. Выглянула пани Аничка. Неподалеку прогуливалась и группами стояла молодежь — до «Венка» долетали беззаботные голоса и смех. Потом у окна закусочной появился Густа. Он пришел на дежурство.
Читать дальше