Ян Козак - Святой Михал

Мягкая, теплая улыбка Марко почти мгновенно вызывала доверие; его серо-голубые глаза всегда были полны понимания. Он прочувственно дарил прихожанам утешение божьим словом во время проповедей и праздничных обрядов, на крестинах, именинах и во время таких печальных событий, как похороны. В любое время он охотно навещал больных. Его сочный, мелодичный голос способен был обличающе греметь, а вслед за тем мог звучать тихо и проникновенно. На свадьбах, крестинах и в других подобных случаях, когда гостеприимные прихожане стараются блеснуть своей кухней и запасами кладовой, Марко был неизменно веселым, жизнерадостным сотрапезником. Благодаря этим качествам ему быстро удалось преодолеть сдержанность, с которой его приняли вначале прихожане, а также избежать различных ловушек и обид. Совершенно неожиданно он добился в Поречье больших успехов. Время от времени на его проповеди, особенно в большие праздники, являлись даже заблудшие души из Мочаран. Со дня его приезда в село прошло лишь несколько лет, а всем уже казалось, что Марко живет здесь с незапамятных времен, с самого своего рождения. За эти несколько лет Марко успел основательно отремонтировать храм, так что дом господень ослепительно сверкал на солнце белизной, да и внутри его царили благолепие, порядок и чистота. Он внес кое-что новое, может быть, и незначительное, но заметное в благоустройство приходского дома — двор у него понемногу, но постоянно пополнялся домашней птицей; он держал голубей и развел пчел; расчистил и тщательно обработал большой сад, примыкавший к дому. За несколько лет Марко, можно сказать, обзавелся всем, что только было нужно ему для жизни и полного довольства. Казалось, жить бы ему да жить здесь долго и счастливо, как вдруг произошло событие, которое выбило его на какое-то время из колеи и внесло смятение в его душу.

Однажды Марко ни с того ни с сего снова вызвали в Прешов, в областной комитет. Развернулась борьба против религиозного мракобесия, и ему вдруг пришлось решать, где, собственно, его место. Пожалуй, никогда и ничто еще не приводило его в такую растерянность. Он решительно не понимал, да так и не понял, почему одни и те же люди послали его, чтобы он служил Делу как пастырь духовный, а потом вдруг стали отвращать его от этого. Марко встал на дыбы. Вполне довольный своей жизнью в Поречье, благодарный прихожанам за их привязанность, он решил остаться там. Разошелся с товарищами по партии он, правда, по-хорошему — пообещал впредь оказывать им всяческое содействие и сотрудничать с властями. С той поры, однако, на него время от времени находила странная тревога — он будто утратил в чем-то уверенность. Возможно, его одолевали угрызения совести и он сожалел о своем решении или, может быть, его угнетало моральное обязательство избегать по мере возможности каких бы то ни было столкновений со светскими учреждениями. В те минуты, когда его мучила совесть, он старался держаться в тени и во всем проявлял большую осторожность.

Впрочем, в последнее время в Поречье, к счастью, ничего особенного не происходило, урожаи были хорошие, и жизнь членов кооператива становилась все лучше и лучше. Марко располнел, округлился, отрастил брюшко и ходил вразвалку.

Он как раз обедал, когда кто-то постучался; открылась дверь, и вошел Вилем.

Марко испуганно вскинул брови. Обычно Вилем не заходил к нему домой. Когда нужно было что-либо обсудить, они встречались в национальном комитете. Значит, случилось что-то чрезвычайное. Священник вопрошающе глядел на Вилема. Незаметно отодвинув тарелку, кивком пригласил его сесть.

— Да вы ешьте, — просто, на удивление дружеским тоном сказал Вилем. Он до малейших подробностей знал прошлое Марко и, не скрывая, смотрел на него свысока. Но сегодня Вилем даже улыбался. — Времени у меня достаточно, я подожду. И принесла же меня нелегкая именно сейчас, ну что бы мне прийти чуточку позже.

Марко помедлил. Потом несколько неуверенно, сделав жест, который мог означать извинение, принялся за еду. Это давало ему возможность подумать, и он лихорадочно стал перебирать в уме все события последнего времени. Тщетно, однако, ломал он голову над тем, что же могло заставить Вилема прийти к нему. Указав взглядом на тарелки, он пояснил:

— Пятница…

Отрезая кусочки запеченного в тесте сыра, Марко заедал их картофельным пюре. Впрочем, иногда он и в постный день позволял себе полакомиться и вообще поесть основательно — это он любил.