Джессика Фокс - Три вещи, которые нужно знать о ракетах [Дневник девушки книготорговца] [litres]

Я пристегнула ремень, втиснувшись на сиденье между Ив и Лорой и закинув обе ноги на Томаса. То еще местечко для внезапного эмоционального озарения, но именно в этот момент меня осенило: зачем терзаться вопросами о том, что я на самом деле чувствую, потому что было нечто, чем я не поступилась бы ни за что – в отношениях всегда есть недомолвки, но следующий мужчина, с которым я согласилась бы связать свою судьбу, должен четко заявить о своем желании быть со мной.

В Монрейте стояла серая, ветреная погода. По обе стороны от нас тянулся монрейтский пляж с крутыми скалистыми обрывами и гротами – одно из самых красивых мест во всем Галлоуэе.

Я направилась к воде первой. Мне хотелось выглядеть бесстрашной, хотелось произвести впечатление на своих новых друзей, поэтому я с нарочитым рвением ринулась к вздымающимся волнам. Однако едва мои ступни коснулись воды, как я тут же пожалела о столь смелой выходке. Волны в этот день были исполинские, бурлящие и пенящиеся, с белыми гребнями. Вода, обжигающе холодная, с силой захлестнула мои ноги, закручиваясь вокруг щиколоток.

Уже через пару секунд я вся покрылась похожими на доспехи, колючими мурашками и совсем перестала чувствовать ветер. Конечности онемели, и я вся тряслась от холода. Мой мозг отказывался думать о чем-либо, кроме перспективы поскорее убраться подальше от воды, словно заевшая пластинка, упрямо проигрывающая один и тот же мотив. Чувствуя, как сердце вырывается из груди, я закрыла глаза и зашла глубже в океан. Холод пулями пронзил мне ноги. Хотелось кричать. Окоченевшее тело стало твердым, как бревно. «Наслаждайся моментом, Джессика, – шепнула я себе. – Ты ведь в Шотландии, в самом красивом месте на Земле, вместе со своим книготорговцем и близкими по духу людьми. Я – везунчик, самый настоящий везунчик». Я повернулась и увидела, что ко мне бегут Лора, Томас и Юан.

Ив с ними не было. Я охватила взглядом берег и наконец обнаружила ее – она сидела, закутавшись во все наши куртки, и махала нам рукой. Разве не эта женщина всех нас сюда притащила? Ну ты даешь, Ив! А я-то что здесь делаю? Я ведь даже не в купальнике, а в нижнем белье. Я ненавижу холод. Я хотела помахать ей в ответ, но руки отказались вылезать из подмышек.

Юан с проворством морского котика нырнул в надвигающуюся волну. Я наблюдала за происходящим в восхищении. Он вынырнул на поверхность – его голова качалась на волнах, а лицо расплылось в широкой ухмылке. Томас столь же решительно пробежал мимо меня и окунулся в пенящийся океан. Лора, медленно шагавшая рядом со мной, стараясь перекричать ветер, воскликнула: «Давай!» – и скрылась под водой.

Я стояла, парализованная от холода и изумления, и наблюдала за всеми ними. Я была уверена, что это испытание уж точно мне не по плечу. Прыгнуть в самолет, пересечь полмира, чтобы поселиться бог знает где, бог знает с кем? Да без проблем. Но здесь, зайдя по бедра в ледяной океан, я обнаружила свой предел.

Томас наклонил голову и крикнул:

– Ну давай же, девочка из НАСА! Или ты струхнула?

Мне было некомфортно, и я приготовилась идти обратно. А часто ли мы решаем пойти туда, где нам некомфортно? С Грантом я поступила именно так, и вот чем все закончилось. Хотя, если подумать, чем именно все закончилось? В тот момент мне казалось, что происходит нечто ужасное, но теперь у меня на глазах моя мечта становилась реальностью. В этом и заключается парадокс. Я повернулась лицом к обрушивающимся с шумом волнам.

– Давай, Джессика! – закричал Юан.

Я сказала себе, что это будет мое палеогенетическое крещение.

Я сделала глубокий вдох. Вытянула руки навстречу бурлящим серым волнам и, не мешкая ни секунды, окунулась в ледяную воду.

Фестиваль закончился, да не с громом, а со всхлипом [26] Аллюзия на стихотворение Томаса Элиота «Полые люди». Перевод Н. Берберовой. . Все его участники исчезли один за другим, как десять негритят Агаты Кристи, и вот никого не стало. Было произнесено немало проникновенных прощальных слов: Ив заставила меня пообещать, что я приеду к ней в гости в Ирландию, Томас всучил мне дневник в кожаной обложке, настаивая, чтобы я не забрасывала писательство, а Лора шепнула мне на ухо, что все они будут совершенно раздавлены, когда я уеду. Она посмотрела на меня без единого намека на свой коронный сарказм и добавила: «Особенно Юан».