Денис Драгунский - Третье лицо [калибрятина]

Папа достал деньги и послал меня за хлебом, колбасой и огурцами.

В общем, молодому писателю просто хотелось выпить. Но мы на него не обиделись, тем более я: мне было очень интересно. Снегирев хотел мне подарить хомяка, но я все-таки отказался.

* * *

Безобидных розыгрышей, в которых я сам участвовал, помню два.

Первый – вот такой.

Были у меня друзья, братья-близнецы. Один художник, другой врач. И вот однажды мы с компанией завалились в гости к одной даме, которая очень давно, лет пятнадцать назад, училась в художественной школе вместе с тем из близнецов, который стал художником. С тех пор они не встречались. А мы взяли с собой того, который стал врачом, и внутренне хохотали, когда хозяйка, наморщив лоб, говорила:

– Колька, признайся, что у тебя не так?

– У меня все супер, – говорил он. – Давай лучше выпьем еще.

– Верю, верю! – взмахивала она рукой. – Но какой- то ты не такой…

– В смысле?

– Какой-то усталый, расстроенный… Нет?

– Нет, что ты!

– Ну ладно, – вздыхала она, продолжая в него вглядываться.

Но так ничего и не поняла. И мы ей ничего не рассказали.

Развлекли сами себя; глупое какое-то приключение.

Второй розыгрыш вполне традиционный, несколько раз так было: знакомя двух пожилых людей, мы каждому успевали шепнуть, что его визави туговат на ухо и говорить с ним надо громче и яснее. И забавлялись, глядя, как они очень громко и нарочито отчетливо, скандируя слова, разговаривают друг с другом.

Вовсе не смешно, даже глупо, а вот поди ж ты – нам нравилось.

А третий был довольно скверный, хотя вроде бы ничего страшного. Сейчас это называют «газлайтинг» – попытка убедить своего собеседника, что у него мозги не на месте.

Это было так: в 1985 году я вдруг решил бросить курить.

Бросил. Но продержался недели полторы.

В эти самые дни я оформлял документы для поездки в Болгарию. Там проводился советско-болгарский семинар по драматургии. Меня туда записали, потому что в Софии как раз ставилась моя пьеса.

Я ходил по разным инстанциям, собирал подписи на характеристику, потом в райком на выездную комиссию и все прочее. Это были еще советские времена.

Со мной вместе должен был ехать еще один драматург. Старше меня лет на десять или даже больше. Тихий такой человек. Худой и прокуренный. Мы с ним вместе ходили по этим инстанциям. И все время выходили покурить.

И вот я вдруг взял да и бросил курить. Резко. Вчера курил, а сегодня – всё, завязано.

Он мне говорит:

– Пойдем покурим.

– Да нет, я не курю.

– Как это? – говорит он. – Ты что?

– А что тут такого? Я некурящий.

Он как закричит:

– Что ты из меня дурака делаешь? Ты же вчера со мной курил вот на этом крылечке! Хочешь сказать, что я совсем уже псих?

– Не волнуйся, – говорю, – успокойся, при чем тут псих. Ну спутал меня с кем-то, бывает. Мы ж с тобой только три дня знакомы. А я никогда не курил, вот поверишь ли, даже не пробовал ни разу.

Он сначала смотрел на меня с подозрением, но потом успокоился. Тем более что мы еще два раза встречались, и я в те разы не курил. Бросал, как уже было сказано.

Оформили мы все документы, разошлись. Лететь через две недели. За это время я так замучился бросать курить, что плюнул и закурил снова.

Вот прилетели мы в Софию, вышли из аэропорта. Он закуривает. Я к нему подхожу, достаю сигарету.

– Дай-ка огоньку, – говорю.

Беру у него из рук спички, чиркаю, закуриваю, отдаю коробок.

Он на меня смотрит и говорит шепотом:

– Ты же некурящий…

– Кто тебе сказал?

– Ты сам сказал! – Он чуть не плачет. – Что никогда не курил, даже не пробовал!

– Бред какой-то, – отвечаю. – Как я мог такое сказать? Я, к твоему сведению, с двенадцати лет курю. Ты меня, наверное, спутал с кем-то.

Он посмотрел на меня беспомощно и болезненно. Помотал головой. Потер затылок.

– Странно, – говорит. – Как странно. Ладно, ерунда, прости.

– Что ты, что ты! – говорю. – Ерунда, бывает!

Хлопаю его по плечу, смеюсь. Он тоже пытается смеяться.

Вроде бы забавная история. Обыкновенный розыгрыш. Шутка. Но мне почему-то стыдно. Ну, не то чтобы прямо стыдно, а так – неловко. Неприятно. Особенно когда вспоминаю его растерянное лицо.

Поправки

такова литературная жизнь

Хороший роман, динамичный, объемный, глубокий, интригующий, и написано славно. Беру. Выпускаем к «Нон-фикшн». Думаю, будем выставлять на «Большую книгу». Но для этого нужно кое-что поправить, разумеется…

* * *