Эбби Гривз - Игра в молчанку [litres]

Я ясно вижу, как ты разочарованно постукиваешь себя по зубам кончиком авторучки. Тебе, конечно, хочется поскорее узнать все, что мне известно. Я расскажу, но сначала… Прошу тебя, Фрэнк, сделай это ради меня… Закрой глаза и постарайся вспомнить нас втроем, вспомнить какими мы были счастливыми. И пусть это воспоминание останется у тебя в памяти все время, пока я буду говорить.

Потому что я не хочу, чтобы то, что я собираюсь рассказать, изменило твое отношение к Элинор…

Мэгги угадала верно. Фрэнк не постукивал себя по зубам кончиком авторучки только потому, что ручка осталась в кабинете. Вместо этого он играл со страницами ежедневника, то сгибая их большим и указательным пальцем, то отпуская, отчего они, распрямляясь, тихонько шуршали и шлепали его по ладони. Итак, Мэгги знала… Что ж, ничего удивительного. Между ней и Элинор всегда существовала эта особая связь – неназванная и, вероятно, не имеющая названия – из-за которой он часто чувствовал себя как в детской игре «свинка в серединке». Когда она появилась, эта связь? Еще в утробе или чуть позже, когда они целые дни проводили вдвоем, пока он в переполненном автобусе обливался потом по пути на очередную конференцию?

Чувствуя, как нарастает его беспокойство, Фрэнк заерзал на стуле. Ему хотелось как можно скорее выяснить, что же заставило Элинор уйти так глубоко в себя, замкнуться, отгородиться от них глухой стеной, в которой не было ни малейшей щели. Несомненно, что-то такое, о чем Элинор не хотела рассказывать ему, что-то такое, о чем он не должен был узнать никогда. И именно это соображение мешало Фрэнку открыть следующую страницу ежедневника, содержащую ответ. Борясь с нетерпением, он даже вернулся в свой кабинет. Старые привычки умирают медленно, а здесь было его королевство, тихое и безопасное. Точнее, оно оставалось таковым до того момента, когда пронзительно зазвенела пожарная сигнализация, и санитары под вой сирен увезли Мэгги прочь.

Компьютер снова перешел в спящий режим, и по экрану метались полотнища зеленоватого полярного сияния. Фрэнк тронул мышь, скринсейвер отключился, и на экране возникла программа просмотра фотографий, которую он так и не свернул. Он хотел прокрутить снимки назад, чтобы, как и хотела Мэгги, просмотреть самые ранние из них – те, на которых они все еще составляли счастливую, дружную семью. На этих снимках были и неспешные воскресенья, когда сооружалась крепость из диванных подушек, и поездка во французскую Бретань, когда их палатку затопило дождем, и стоянка военных кораблей, где они снялись втроем… Но от усталости руки его задрожали (эта дрожь началась, когда Мэгги увезли, и закончится, только когда она вернется), и Фрэнк крутанул колесико не в ту сторону, попав на самое последнее фото.

Этот снимок Эди сделала несколько лет назад на Рождество. Праздник получился не самым удачным. Судя по выражению лица Элинор, меньше всего ей хотелось быть сейчас в родительском доме, а если вглядеться в ее пустые глаза, можно было без труда догадаться, что мысленно она находится совсем в другом месте – или грезит о нем. И все-таки тогда она приехала. Приехала, и Фрэнк с Мэгги засуетились, пытаясь доставить ей радость и удовольствие, ибо Элинор выглядела угнетенной и усталой. Оба были натужно-веселы, оба наперебой вспоминали бородатые шутки и смешные случаи, которые Элинор нисколько не веселили. Потом затеяли фотографироваться, но вспышка подвела, сработав с опозданием, отчего лица на снимке вышли засвеченными, словно смазанными, тогда как обстановка напоминала темный подвал.

Сейчас Фрэнк, нацелившись на лицо Элинор, увеличивал и увеличивал снимок до тех пор, пока оно не заполнило собой весь монитор. Что же это было? Что?!! Почему ты не сказала и мне тоже? Некоторое время он рассматривал крапинки в радужной оболочке ее глаз, испещрившие белки́ тонкие красные прожилки. Что, Элли?.. Сможет ли он увидеть в этих глазах правду?

Эта промелькнувшая в мозгу мысль заставила Фрэнка мысленно вернуться к их последней встрече, и он на несколько секунд крепко зажмурился, стараясь справиться с сумбуром в голове.

«Наша счастливая семья…» В последние полгода Фрэнк не думал ни о чем другом. Счастливая?.. Он знал: то, что написано на следующих страницах ежедневника, окончательно и навсегда избавит его от этой иллюзии. Счастливая?.. Как бы не так. Мэгги дала ему это понять совершенно ясно, и Фрэнк, уже догадываясь, о чем может идти речь, почувствовал острый приступ самой настоящей физической тошноты. Больше всего ему хотелось бросить ежедневник в камин. Или в мусорное ведро, предварительно разорвав его на такие мелкие клочки, чтобы уже никто никогда не смог прочитать, что же было там написано. Кто ему помешает? Кто остановит?