Клара Паркс - Заклинательница пряжи [Как я связала свою судьбу] [litres]

Довольно забавно оказаться в полном одиночестве за столиком для двоих, в ожидании разглядывая пустой стул. Предоставленные сами себе, мысли с легкостью отправляются в опасную страну забытого прошлого, вновь переживая самые унизительные моменты в мучительных подробностях. И вот я уже не за столиком в кафе, мне четырнадцать, и я только что перешла в старший класс в Тусоне, штат Аризона. Время обеда, а я монотонно прогуливаюсь туда-сюда между двумя корпусами школы, лишь бы избежать мучительной перспективы сидеть в кафетерии в одиночестве. Этим я и занималась на протяжении целых трех месяцев, пока не открыла для себя театральный кружок.

Сейчас я совсем даже не против пообедать в одиночестве. Я ценю это. Я могу поесть, где я захочу, заказать, что я захочу, и отлично провести время сама с собой. Можно просто пялиться в пространство, читать книгу или подслушивать разговоры других людей, сколько душе угодно. Но все это весьма сложно делать, когда вы разглядываете стул, на котором кто-то должен был бы сидеть. Как легко принять это отсутствие на свой счет, придать этому гораздо большее значение, чем оно того заслуживает. Как неловко говорить: «Нет, я тут жду кое-кого…», когда подходят и просят одолжить стул, а потом видят, что стул так и остается унизительно пустым.

Что касается Пэм, десятилетие нашей дружбы научило меня, что дело не во мне, а в том, как живет она, как она распределяет свое время и движется по жизни. Я всего лишь одна из многих петель на ее спицах, заполненных до отказа.

А потом звонит телефон, обычно тридцать четыре минуты спустя. Меня так и подмывает не отвечать, потому что какой дурак будет ждать кого-то целых полчаса? Я, вот кто.

«Клара! – ее голос всегда звучит так радостно, будто она только что нашла сто долларов в кармане пальто. – Ты еще там?»

Конечно, я еще тут.

«Тогда я быстренько», – всегда говорит она.

«Конечно, – всегда говорю я. – Буду ждать».

Проблема в том, что быстренько никогда не получается, но именно это заставляет меня приходить сюда снова и снова. Как только она садится за столик и мы начинаем болтать, связь между нами мгновенно возвращается. Мы начинаем с того же места, где остановились в прошлый раз. Я забываю об одиночестве и о сомнениях, что она не придет, и просто наслаждаюсь общением с подругой.

Петли тоже социальные существа. Им ужасно хочется общения. Только в момент зарождения они сидят одиноко на спице, в нетерпении барабаня пальцами по столику, накрытому на двоих. Они ждут, когда же соседки присоединятся к ним и дополнят полотно – каждой петле всегда нужны соседки, чтобы реализовать себя полностью. В одиночестве петля мало что может. Накиньте одну-единственную петлю поверх другой, и вот у вас уже что-то получилось. Добавьте еще несколько друзей с каждой стороны, больше голосов в общий хор, и ваше полотно станет целостным и прекрасным. Этакая община, если можно так выразиться.

Но до того, как друзья придут за ней, одинокая петля может быть слегка неуверенной в себе. Ничто не держит ее на месте, ничто не претворяет ее мечты в жизнь, кроме неведомой силы, которая ее скручивает и сгибает, кроме воспоминаний о прошлых петлях и ожидания будущих движений спиц. Она даже не всегда имеет хоть какое-то представление, кем она станет. Все, что она знает, – что она привязана к тому парню внизу, но оптимистично ждет, как кто-нибудь возьмет ее за руку с той или другой стороны и, в конечном итоге, надежно прикроет сверху. Таковы надежды любой провязанной петли.

Но если случится невообразимое – если петля случайно соскользнет со спицы на свободу – тут-то вы и узнаете все, что нужно знать об истинном характере пряжи.

Пряжа похожа на людей. Кто-то тяжело переживает одиночество. И когда его динамят, не слишком-то хорошо справляется с ситуацией. Они смотрят то на пустой стул, то на часы, а когда осознают, что случилось, впадают в панику. Они оглядываются по сторонам и видят счастливые и не знающие тревог петельки, такие близкие и такие недостижимые, ухмыляющиеся, как подростки в кафетерии. Они смотрят вверх в поисках утешительной поддержки следующего ряда, но видят только пустоту.

Первым инстинктивным побуждением такой раздосадованной пряжи будет сбежать со сцены от стыда и смущения. В большинстве вязаных полотен ближайший выход лежит прямо вниз, через ряды удобно сидящих петелек. Капризная пряжа сносит все на своем пути – стулья, столы, подносы с недоеденной картошкой фри и куриными наггетсами – пока, наконец, словно собаку на поводке, ее не остановит резкий рывок о наборный ряд.