Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Он не видел Андреса Хейнмаа более четырех лет, и сейчас перед его глазами промелькнуло все, что случилось тогда и имело в ту пору для него огромное значение, а теперь вдруг показалось, будто произошло это не с ним, а с каким-то другим человеком, и этот другой человек, считавший когда-то Андреса Хейнмаа своим другом, был ему чужим, таким же чужим, как и Хейнмаа, который поспешно входил в зал. И все же какое-то минутное замешательство вывело его, Таавета, из равновесия, и когда он подумал о своей тогдашней любви к жене Хейнмаа — Аделе, о своей безнадежной, слепой, нелепой, возможно, даже болезненной (в чем он никак не хотел себе признаться) страсти, то чуть было не покраснел в душе — если нечто подобное вообще может с кем-то произойти. Но затем его мысли перенеслись в настоящее, его пугала предстоящая встреча с бывшим другом, он бы охотнее избежал ее, кроме того, он не был вполне уверен, не появится ли в следующий момент в дверях зала Аделе, а может быть, она уже давно наблюдает за ним со стороны… При этой мысли с ним опять начало твориться что-то непонятное: с неумолимой четкостью в его памяти возникла картина, как он сидит на кушетке, покрытой чем-то синим, и говорит: «Улыбнись, Аделе, я не смогу уйти, если ты не улыбнешься»; как он подает Аделе пальто, словно невзначай его пальцы касаются шеи женщины, и он не в силах оторвать их, Аделе же оборачивается и смотрит на него странно-удивленным взглядом… Как бесчисленное количество раз он стоит перед незанавешенным окном и следит за Аделе — вот она переворачивает страницы книги, или подходит к письменному столу, что-то пишет, или просто сидит на синей кушетке, палец во рту, точно у маленького ребенка, и Таавет теряет чувство времени, исчезает страх, что кто-то может увидеть его, ему хочется только одного: стоять так целую вечность и глядеть на Аделе…

В конце концов он уже не мог приходить в гости к Хейнмаа, мучительно было видеть их нежности, интимные взгляды, движения, все это тяготило его, причиняло боль. Андрес же, напротив, был легкомыслен, жаждал развлечений, Таавету казалось, что они часто ссорились и что Аделе страдает от неверности мужа, и когда Таавет порой представлял себя мужем Аделе, сердце его болезненно сжималось из-за всей этой несправедливости, не позволявшей ему заботиться об Аделе, быть с ней добрым и нежным, создать ей счастливый семейный очаг.

Однажды — он хорошо помнил этот осенний ненастный день — ему повстречался на улице некий Рольф, их с Хейнмаа общий знакомый, который вечно сидел на мели и зачастую не мог требовать от жизни большего, чем стаканчик вина или — когда выдавались более удачные дни — чего-то покрепче. Они обменялись парочкой фраз, после чего Рольф попросил у Таавета взаймы трешку, и, поскольку Таавет уже несколько недель не был у Хейнмаа и знал, что Рольф время от времени попивает с Андресом, он предложил ему зайти в какое-нибудь кафе, надеясь услышать что-нибудь о семье Хейнмаа. Уже одно то, что можно будет поговорить об Аделе, радовало его, и он не хотел упускать подвернувшейся ему возможности. Выяснилось, что Рольф и Андрес довольно часто ходили вместе развлекаться, и когда бутылка вина подошла к концу, Рольф признался, что и ему Андрес не больно нравится. Таавет заказал еще одну бутылку, после чего Рольф разоткровенничался и сказал, что Андрес испорченный человек и что он, Рольф, поражается, как Аделе, такая хорошая и милая женщина, вообще может жить с подобным типом. Он рассказал об Андресе совершенно невероятные истории. Все это крайне удручило Таавета.

В тот вечер он долго не мог заснуть, слишком уж чудовищным казалось все то, что он услышал от Рольфа, наконец он решил, что его долг открыть Аделе глаза, потому что так этот несчастливый брак не мог дольше продолжаться. Ему было бесконечно жаль Аделе, которая была слишком хороша для того, чтобы быть прислугой этому развратнику и цинику. От одной лишь мысли, что, возможно, сейчас этот тип лежит в постели рядом с Аделе, его затошнило… Он не мог иначе — его, как друга, долгом было спасти Аделе.

На следующий день он опустил в почтовый ящик Хейнмаа конверт, в котором на нескольких листах была изложена вся правда.

Вечером к нему пришел Андрес, сломленный горем, сам не свой. Аделе пыталась покончить с собой. В последнюю минуту ее все же спасли, и теперь она лежала в больнице. Таавет был потрясен. Когда наконец к нему вернулась способность мыслить, первым его желанием было избить Хейнмаа, но затем, с трудом овладев собой, он сказал: «Чего ты, подлец, плачешься, сам во всем виноват». Хейнмаа смотрел на него, как на привидение, и тогда Таавет сказал ему в лицо все, что накануне вечером услышал от Рольфа. Долгое время Хейнмаа сидел, словно оглушенный, затем поднялся и, не проронив ни слова, вышел.