Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Леопольд делает шаг, затем другой, опускается перед картинами на колени, и какое-то время в кабинете слышатся лишь его отчаянные всхлипывания.

Медленно наступает пробуждение: как будто волны выкинули его из морских глубин на берег или как будто кто-то вытащил его из-под земли на свет божий. Перед глазами белая стена, он протягивает руку и ощущает прохладу штукатурки. Подушка отсырела от слез, или это опрокинулся стакан с водой? Да и где он вообще?

Он не помнит, чтобы после увеселительного заведения еще куда-то отправился. Ему хочется приподняться и сесть, оглядеться вокруг, но непонятный самому ему стыд, чувство неловкости останавливают его. На какое-то время все еще можно отодвинуть, но внезапно он понимает, что увеселительное заведение было лишь сном— реальными картинами сна, которые он едва ли смог бы сейчас расположить по порядку. Это как хороший фильм, который смотришь в состоянии предельной усталости — фильм напополам с дремотой, отчаянной борьбой со сном, когда глаза слипаются и в зрелище остаются пробелы, но тем сильнее воздействие при пробуждении.

Он не может избавиться от ощущения, что столкнулся с чем-то отвратительным. Воспоминание о том, что происходило в действительности, очень близко к тому, что он видел во сне. Он отправился на такси в город, где встретил компанию веселых людей… Веселых… веселых? Или они в самом деле были в увеселительном заведении, где у него купили картины?

Не в силах больше выносить неизвестность и глядеть в стену, он поворачивается — очень осторожно, так осторожно, как только может, видит совсем близко от себя пышные, с рыжеватым отливом каштановые волосы и наполовину прикрытую одеялом гибкую спину и цепенеет от неожиданности. Инстинктивно отодвигается почти к самой стене, приподнимается на локтях, видит деревянную решетку балкона, ниже — просторное помещение, огромное окно, из которого открывается вид на залитые утренним солнцем крыши и башни старого города, а в вышине синее с редкими облаками небо. Сегодня опять выдастся прекрасный день, думает Леопольд, но эта мысль лишь на миг отвлекает его, взгляд блуждает по комнате, останавливаясь на картинах Веннета, мольберте, подрамниках, длинной полке, где художник держит холсты поменьше. Леопольд с восхищением смотрит на двухъярусное ателье и поражается изобретательности Веннета — спальное ложе он вынес на второй ярус, освободив пол и создав прекрасные условия для работы. Леопольд пытается представить себя в таком ателье, но не может, он даже и мечтать не мог бы о чем-либо подобном.

Вздохнув, он опускается на подушку, его гложет зависть, и подавить ее он не в силах; затем он снова приподнимается на локтях, ему хочется еще раз оглядеть всю эту роскошь, запомнить, чтобы было о чем мечтать, когда он вновь очутится в своей конуре, но глаза не могут оторваться от округлых плеч женщины, и теперь, только теперь он понимает, что спит в одной постели с женой Веннета.

Это открытие столь неожиданно (неужели он только сейчас проснулся?), что ему необходимо глотнуть воздуха. Леопольд в смятении. В неведении. Как все это могло случиться, и что еще произошло в действительности? Но смятение быстро проходит, он подвигается поближе к женщине, после некоторых колебаний обнимает ее, пальцы касаются гладкой кожи, затем рука ползет кверху, нащупывает округлость груди, нежно сжимает ее. «Теэт, золотко, я бы хотела еще чуть-чуть поспать», — слышит он сонный голос.

Он цепенеет: это просьба одного близкого человека, обращенная к другому близкому человеку, а он обманом проникший сюда тип — лже-Дмитрий, самозванец… Однако рука продолжает гладить тело женщины, пробуждая его ото сна, и спокойное дыхание женщины становится прерывистым. Леопольд всем телом приникает к ней и чувствует, как его охватывает беспредельная нежность, нет, блаженство… Нежность и блаженство всецело овладевают Леопольдом, и внезапно все кончается.

Женщина быстро отстраняется, словно хочет убежать от него, и садится. Он видит ее взволнованное, удивленное, испуганное лицо и отодвигается подальше. У Леопольда такое чувство, будто он это не он; самозванец, лже-Дмитрий разоблачен, сейчас ему отрубят голову, палач уже занес топор… Что-то было не так, думает он и слышит, что произносит эти слова громко, во всеуслышание, и уже не может взять сказанное обратно. Женщина весело смеется. Плечи ее вздрагивают, на миг Леопольду кажется, что она плачет, но вот она поднимает смеющееся лицо, и ему ничего не остается, как тоже улыбнуться ей.