Елена Посвятовская - Важенка. Портрет самозванки

Ночью сначала она помнила следить за руками, лицом, тянула носочек, продуманно выгибалась, множась в трельяжных зеркалах. Его глазами видела прядь у лица, ту, что весь день не давала ему покоя. Понимала, что сейчас ее не нужно за ухо. А потом шепотом, нежностью он утянул ее за собой. Цеплялась напоследок за мосточки рассудка, но нет — ухнула с них. Закрутила высокая вода.

Вроде поскуливала, потом стонала, дальше… Важенка вздрогнула и зажмурилась. Дальше — разгоряченная опала на него сверху, прямо к лицу — а давай долго? всю ночь! давай? Митя кивнул, и в полутьме показалось, что он улыбается.

Никто и никогда прежде не занимался в постели ею, ее удовольствием. И раньше могло полыхнуть, но желание в ней возникало точно само по себе, как будто больше никто не имел к этому отношения. Она не умела распорядиться его кайфом, не понимала, куда ей изнемогать дальше, чего ждать… лишь судорожнее хваталась за того, кто рядом. Лара и Тата не раз намекали на то, что там дальше, но привычка недоговаривать, запрет на тему закрывали ход к разгадке. Она и не знала, что есть такое оглушительное разрешение этому, такая точная цель. В конце ей хотелось твердить “люблю, люблю”, благодарить. Даже не Митю. Кто-то больший стоял за этой чувственной громадой. Важенка заплакала.

Она лежала на его плече в каком-то особенном размягчении тела и сердца, следила, как ходит по потолку свет ночных фар. Где-то далеко в туалете журчала вода в бачке. Показалось, что сию секунду через эту комнату, через спящего разметавшегося Митю, через нее саму проходит время, скользит, точно река. Она подумала об этом спокойно и даже милостиво, потому что раньше никогда не думала о прошлом, страшилась будущего, и вот теперь покачивалась в минутах настоящего почти без страха. Как же так, думала она. Обнюхала его ключицу, потом коснулась ее губами. Он отвечал, даже во сне. Как получилось, что все сошлось в одной точке, в одном месте, в одном Мите?

Неужели невозможно каждое утро смотреть вот на эту черемуху, на синий автомобиль у трансформаторной, на шесть тополей гуськом? На крыше будки различимы битое стекло и голубиные перья. Если дождаться осени, то черемуха и тополя засыпят мокрую крышу желтыми листьями.

Почти услышала голоса за дверью: Митин, счастливый свой, гуканье маленького. Она у порога собирает их на прогулку, выпроваживает, чтобы стряпать обед. Это от бабушки: не варить — стряпать обед. В доме пахнет глажеными пеленками, молоком, паркетной мастикой. Она сделает к чаю булочки с яблочным повидлом. Там в конце, после того как намажешь повидло на прямоугольник теста, нужно защипнуть его со всех сторон и завернуть такую улиточку.

Стояла у окна, положив обе руки на живот, как делают взрослые беременные девочки.

— А почему Важенка?

— Ну, потому что Важина! — Важенка, угнездившись затылком в Митиной подмышке, разбирала и так и эдак его пальцы на левой руке.

— А ты знала, что так называют самку северного оленя, знала?

— Знаю, да, — сказала Важенка, недовольная тем, что Митя высвободился и полез куда-то наверх, к полкам над бабушкиной кроватью.

Не найдя того, что искал, переместился к огромному книжному шкафу с ажурным кокошником и набалдашниками сверху по всем четырем углам. Шкаф занимал почти четверть комнаты. Наконец нужная книга отыскалась.

Сидя на ковре, Митя с чувством читал:

— “Северные олени — единственные представители оленьих, у которых корону из рогов носят не только самцы, но и самки! Важенки ходят с рогами всю зиму, тогда как самцы после гона сбрасывают их. Это помогает важенкам удерживать более сильных, но безрогих зимой самцов от покушений на выкопанный обед — лишайники, ягель. Ведь зимой ей приходится добывать еду и для себя, и для детеныша”.

— Значит, я хорошая? — Важенка приподнялась на локте, чтобы лучше его видеть.

— Ты даже не представляешь насколько, — пробормотал Митя, не отрываясь от книги. — Смотри: “Опустив голову, важенка закрывает лунку в снегу «костяной оградой», к которой нельзя подступиться, и рогами оттесняет быка в сторону. После отела она сбрасывает их”. Это все ради оленят, представь!

— Да-а-а, это все ради них, — она рухнула обратно на подушку, смотрела мечтательно в потолок. — Даже такая игра была в детстве. Называется “Важенка и оленята”.

— У нас не было такой игры. Расскажи, — перелистывал страницы Митя.

— Чертишь на земле круги. В каждый становятся важенка и два олененка. Ведущий произносит, — Важенка затянула в потолок: — “Бродит в тайге важенка, с нею оленята. Объясняет каждому то, что непонятно. Топают по лужам оленята малые, терпеливо слушают наставленье мамино”. Оленята под эти слова выбегают, типа, такие из своих домиков, травку щиплют, морошку всякую, воду пьют.