Винцент Шикула - Мастера. Герань. Вильма

Мастер, весь в поту, тревожно озирался, приготовившись к наскокам Якуба. Их, конечно, и отвести было бы можно — все равно в такое время обычно кончали работу, но нынче, когда Якуб уже битый час бездельничал, это могло бы показаться уступкой. Мастер решил, что они не уйдут, покуда не объяснятся. Уставившись на старшего сына, он пробуравил его глазами и сказал: — Якуб! Тут только один из нас должен распоряжаться!

Якуб чуть было не взорвался, но под взглядом отца совладал с собой.

— Вот ты и распоряжаешься.

Ондрей, словно лишь сейчас поняв, что происходит, прекратил работу.

— Взялись бы как следует, — сказал мастер, — могли бы и сегодня управиться.

Якуб понурил голову, потом поглядел на среднего брата — у того почему-то никак не прикуривалось.

Имро улыбнулся: — На, держи! — и бросил Ондро спички.

Ондро поблагодарил его взглядом. Вытащил из кармана пачку сигарет, закурил новую.

— Завтра докончим, — сказал Якуб, и прозвучало это так неприязненно, что мастер осмотрелся — нет ли кого случайно поблизости, не слышит ли кто. Хорошего мало, если люди прознают, что между мастером и его подмастерьями нету согласия — каждый самоуправничает, как ему вздумается.

— Якуб, не о том речь. — Лицо мастера немного нахмурилось. Разговор был для него крайне важен, он хотел обдумать его, а тут вдруг почувствовал небывалую усталость. — Ты старший, должен понять. Ума не приложу, почему именно ты ополчился против меня. Все время наскакиваешь. Не потому говорю, что боюсь тебя. Будь вы все трое против меня, я и то не оробел бы. Кому-то надо мозгами шевелить. Раз согласного ума нет…

— Ты чего нас и в грош не ставишь? Все считаешь нас маленькими, а мы уже давно выросли. Сам без нас как без рук, хочешь, чтобы мы горбатили с тобой, а вечно нас оскорбляешь. Четверо нас — стало быть, и четыре ума. А ты требуешь послушания даже в таких делах, в которых тебя бы никто не послушался. Пора тебе знать, что можно спрашивать с нас, а чего — нет. Требуешь уважения, а сам никого не уважаешь. Твердишь об обязанностях, а для самого ни законов нет, ни обязанностей. Или ты думаешь, что отец либо мастер только затем, чтобы помыкать всеми? То, что тебе кажется главным, нам может казаться неважным, но ты и этого не понимаешь, потому что всех нас троих считаешь дураками.

Мастер сглотнул слюну. Минуту удивленно смотрел на Якуба. Потом перевел взгляд на Ондро и Имриха и спросил:

— А что может быть важнее работы?

Ондро подумал, что вопрос относится к нему. Но ответить побоялся. Только затянулся сигаретой и выдохнул дым.

— Если какой хозяин решает поставить амбар или дом, — сказал мастер, — так загодя готовится к этому. А как все подготовит, стребует скорой работы. Пока нас четверо, нам, работы хватает и мы с ней быстрей управляемся, чем любая иная четверка, в которой один другому чужой. Чужак с чужаком редко столкуются, из-за всякой безделицы норовят друг другу вцепиться в волосы, а потом никак не поладят…

— Ты это к чему? Зачем всегда все осложняешь? Мы ведь говорили о самых простых вещах. Ты никогда не скажешь прямо, все вокруг да около. Любишь разводить антимонии, сам себя смущаешь словами, но я-то знаю, что делаешь это нарочно, хочешь благими речами и нас задурить. Да я уже не мальчишка. Знаю, что мне надо. И Ондро знает. Дойдет до дела — без тебя обойдемся. Красивые речи отложи на воскресенье! Не то уедем отсюда раньше, чем думаешь.

Ондро удобно привалился к одной из стоек. Имро, ухватившись за угловое стропило, спустился к нему.

— Что это значит, Якуб? — спросил мастер. Вытащив из кармана брюк платок, он нервно утирал лицо, хотя пот уже высох. — Ну ясно, хочешь жениться. А почему ты со мной разговариваешь так резко и грубо? Я не потерплю этого.

— Потерпишь. Ведь сам же говоришь, что нас четверо, все время твердишь это, стало быть, и твои уши иной раз могут послушать.

Мастер затрясся от злобы. — Один из нас — мастер, запомни это! Шуметь тут никому не позволю.

— Сам шумишь громче всех, — вмешался средний.

— На то я и мастер, — отрезал отец.

«Ага, пошло-поехало!» — подумал Имрих.

— Коли тебе важно одно — до самой смерти оставаться мастером, найди себе других подмастерьев! — сказал Якуб. — Кому-нибудь другому дури голову, ежели, конечно, он от тебя это стерпит. А я больше не позволю над собой потешаться. Мне и на работу плевать, на все уже плевать. Ведь один черт: что заработаем, то и пропьем.

— Чего же пьешь столько? — злобно процедил отец.