Винцент Шикула - Мастера. Герань. Вильма

В бурьяне вдоль и поперек были протоптаны стежки; большинство из них вело в затененное пространство под сушильней. В конце одной такой стежки, в туннельчике, словно на конечной остановке, замаскированной молодыми, но уже буйно разросшимися лопухами, сидел на корточках пятилетний мальчонка с голубыми глазенками и облезлым носом. Доминко. Он справлял утреннюю нужду и слегка рассердился, что его потревожили. Он силился перемочь себя, сменить гнев на улыбку, и это отчасти ему удалось, но мастер с Имро прошли мимо, почти не обратив на него внимания. Тогда Доминко разозлился еще больше; он поднял голову, и его оскорбленный взгляд говорил: «Все равно знаю, вы меня видели».

Управителя дома не оказалось. Встретила их Штефка. Завидев их, она тотчас вскочила из-за стола, будто собралась бежать куда-то, спрятаться. — Вы уже пришли? — Впопыхах не знала, в какую сторону и податься. И оттого продолжала стоять, раскрасневшись пуще обычного и глядя на них большими черными глазами, в которых прыгала и посверкивала сперва испуганная или чуть стыдливая, а позже и плутовская улыбка. — Здравствуйте!

На ней была легкая летняя блузка и сборчатая юбка, она рассеянно и в то же время чуть озорно дергала ее за подол, словно пытаясь стащить с себя и отбросить. — Вот как я вырядилась! Ношу, чтоб доносить, — пояснила она, и в глазах у нее еще веселей запрыгали искорки; мастер с Имро не могли не только сердиться на нее, но даже упрекнуть в небережливости, хотя, пожалуй, это было б уместно: юбке было далеко до износу, особенно по нынешним военным временам, когда во многих семьях не хватало даже на хлеб, не то что на наряды. Не одна женщина в Церовой могла бы еще пощеголять в такой юбке. Да и Штефка в прошлом году в ней щеголяла. Ведь в Церовую довольно туго, медленно просачивалась мода. Церовчанки носили национальный костюм, до недавнего времени носила его и Штефка, но Киринович усмотрел в нем некоторую отсталость и потребовал, чтобы его жена одевалась по-городскому, поэтому мы с полным правом могли бы сказать, что в Штефкиной стыдливости проглядывало и его влияние.

— Уж вы только не осуждайте меня! — хихикала она.

— Зачем же! — Мастер улыбнулся и лихо, по-молодецки, тряхнул головой. — Да кто ж тебя, голубушка, осуждать станет? На тебя смотреть — одно удовольствие. Похорошела-то как. Замужество пошло тебе на пользу.

Штефка была польщена, оттого мастер и дальше стал рассыпаться в любезностях и даже божиться: — Право слово, похорошела! Ей-богу! Сразу видать. Ну-ка, Имришко, подтверди.

Имро был согласен с отцом, но второпях не нашел подходящего слова, поэтому ограничился улыбкой и сказал: — Хм-хм! — Прозвучало это как обычное хмыканье, но Имро заменил им по меньшей мере шесть, а то и семь слов. Мастер со Штефкой так это и восприняли, сделав вид, что все семь, а может, и восемь Имровых слов поняли.

Минуту-другую побалагурили, затем мастер спросил об управляющем: — А Йожко? Йожко где?

— Ушел.

— Ушел? — Мастер удивился. — А куда? Отчего нас не дождался? — Дважды хмыкнув, он стал сердиться, поминая управляющего отборными и неотборными словечками, к которым, кстати, Штефка отнеслась не очень серьезно; она не испугалась даже тогда, когда мастер, угрожающе подняв кулак, закричал: — Ну погоди! Погоди, паршивец ты эдакий! — И под конец заключил: — Начхать на него! Коли не захотел подождать нас, пускай катится со своим сараем подальше! Пошли, Имришко!

Они двинулись. И Штефка двинулась. Но у дверей мастер остановился. — Погоди-погоди! — Он вдруг сменил тон. — Думаешь, я так просто уйду? На сухое горло из дому, на сухое — домой? Не-ет, девонька моя. Так дело не пойдет! Зачем я тащился сюда? Какой дьявол меня сюда нес? На работу мне наплевать, на кой ляд мне его сарай сдался! Но, не промочив горла, отсюда не двинусь. Ни шагу, доченька, не сделаю!

— А, вот оно что! — смеялась Штефка. — Выпить, выходит, приспичило! Выпивка вам важней, чем работа! — И она побежала в соседнюю комнату, в контору управителя, оставив двери приоткрытыми. Имро следил за ней. Возвращаясь, она невольно заметила это, перехватила его взгляд — с виду равнодушный, а на самом деле любопытный и выжидательный — и вновь улыбнулась: улыбнулась, казалось, обоим, но Имро досталось от улыбки гораздо больше, чем мастеру.

Штефка принесла бутылку и рюмки. Налила. Мастер обратил внимание, что рюмок только две. Поинтересовался, где третья.

— Мне нельзя, — сказала она, — но, если хотите, выпейте за мое здоровье.