Карел Конрад - Отбой!

Какой удар после такого ликования, торжества души! Эх, поэт Войнович, ты принес нам несчастье!

Мы опускаем руки. Рука Пепичка падает, как неживая. Он улыбается мне последней доброй и дружеской улыбкой.

— Отпустим, что ли, этого недоростка, — неожиданно говорит второй патрульный. Он пристально наблюдал за нами, и от него не укрылось наше отчаяние. — Оставь его, все-таки они из нашего полка. — И он тронул товарища за плечо. — Пойдем. Zdravo!

— Zdravo, братцы! Доброй ночи! Доброй ночи!

Они исчезли во тьме. Мы стоим ошеломленные, не в силах прийти в себя от неожиданной развязки.

На следующий день, 10 октября 1917 года, льет проливной дождь. Вечером в канцелярию на мое имя пришла телеграмма:

СЕГОДНЯ ПОЛДЕНЬ ВЫЕХАЛ ПРАГУ БУДЬ ТВЕРД

Загребское кладбище обнесено высокой оградой, напоминающей иерусалимскую стену. Сходство это дополняют купола семейных склепов. Ограда заросла диким виноградом. Осенью в день всех святых кладбище пылает кроваво-красной листвой.

Мы подходим ближе, зачарованные этим необычным зрелищем. В аллеях с шелестом осыпаются листья. Их краски наводят на мысль о неизлечимой болезни, о медленном умирании. За горизонтом ухают пушечные выстрелы, и стая ворон пролетает мимо, как траурная процессия.

Будьте благословенны люди, погребающие сегодня своих мертвецов! Да прекратятся на минуту смертоубийства, чтобы предать мертвых земле, запах которой подобен благоуханию горящих свечей. Пусть хоть на минуту умолкнут капралы, пусть прекратятся на миг брань и оплеухи. Саперы, обломайте колючки заграждений и перестаньте рыть подкопы…

О господи, ты, который глаголил в пустыне! Толпа жен и детей, сжимая в исхудавших руках разноцветные свечки, молит тебя ныне: рассей свинцовые тучи и облака ядовитых газов над миром, возгласи столь же громогласно, как прежде: «Прекратить огонь! Feuer einstellen, cessate il fuoco! Cessez le feu!»

Но господь молчит. Потрескивают свечи, чуть колеблемые ветром. Слышно, как падают листья. Слышен тихий — в платочки — плач и всхлипывание сирот.

Знаете вы, что такое символические похороны? Две прямоугольные дощечки на стене — «Иштван Мильтич» и «Влаго Купалец». Эти дощечки — забота империи об их семьях. Пока ты, Иштван, лежал где-то у Красника, а ты, Влаго, на Монте Сан-Габриель, скорбь ваших близких была, так сказать, беспредметной. Но гуманное военное ведомство обеспечило родных стандартными дощечками, на которых обозначены ваши дорогие имена. Вас звали этими именами, когда вы были живы, ходили со своей семьей на воскресную прогулку в Максимир, широко улыбались, лихо закручивали усы… Теперь есть место на кладбище, где можно поплакать, поставить свечу, положить цветы, помолиться за упокой души и отпущение грехов. Как это заботливо со стороны военного ведомства!

Имена аккуратно выгравированы на дощечке, пламя свечей колеблется от ветра, тихо падают листья. Вы, жертвы войны, снова в родном кругу. Все как подобает. Плач жен уже не надрывный, а тихий, проникновенный. Бронзовые дощечки точно шепчут им: «Не плачь, женка, вот я и снова в милом Загребе, мы опять с тобой вместе».

Да, ты дома, Влаго Купалец, дети каждый день приходят к тебе в гости… Ваши тела, правда, гниют где-то в братских могилах, политые известью, но зато есть дощечки. Дощечки с вашими именами на родном кладбище. Тихо скорбят ваши близкие.

Символическое погребение! Какой тонкий психолог выдумал его?..

Осиротевшие уже не плачут навзрыд, словно они надеются, что их плач будет услышан там далеко, под Красником и на Монте Сан-Габриель. Слезы текут беззвучно, отрешенно, как будто падают осенние листья. Кто-то глухо всхлипывает.

Символическое погребение, целитель скорби, бальзам для глаз, измученных плачем!

Мы смотрим, как дети зажигают свечи перед дощечками и преклоняют колени. Точно отец в самом деле лежит здесь, перед ними.

Что мы чувствуем, глядя на них? Не мерещатся ли нам собственные грядущие дощечки? Мы тоже зажигаем свечи, чтобы почтить память неведомых товарищей. Мы делаем это для себя, — зажигаем задутые ветром свечи на могилах, стараясь отвлечься от воспоминаний о семье, о доме.

Кто-то глухо всхлипывает на одной из могил.

Красивое кладбище — загребский Мирогой, оно лежит перед нами кроваво-красное от осенней виноградной листвы.