Карел Конрад - Отбой!

Счастье Губачека, что он был болен! Жаркую нам задали баню. Мы изображали наступление рассыпным строем, прыгали через огромные валуны, с размаху кидались на землю, точно откуда-то действительно строчил вражеский пулемет.

Его высокопревосходительство желал видеть это упражнение, и вот это, и еще это… Кровь стучала у нас в висках, заглушая шум моря.

Только в половине третьего мы наконец покинули плац. Все буквально обливались потом, даже верхняя одежда насквозь пропиталась им.

Отложить амуницию. Rasch! Schnell! Все вниз! Во дворе уже приготовлены скамейки для занятий. А обед? Какой там обед!

Мы расселись, буквально поливая потом скамейки. Приблизилась свита фельдмаршала, В этот момент во двор приковылял Пепичек. Нейкерт нашел его под койкой, проверяя, не спрятался ли кто-нибудь в комнатах, чтобы уклониться от проверки. Ну, теперь ему достанется! Однако все обошлось: наша маршировка была признана лучшей в армии, моральная подготовка тоже оказалась на высоте (офицеры вызывали только немцев, венгров и румын, которые всю премудрость знали назубок), и публичная похвала из уст фельдмаршала повлекла за собой всеобщую амнистию, так что Пепичек на сей раз избавился от гауптвахты.

К вечеру в половине шестого начался наконец обед. Мы получили двойные порции еды и много вина. Но главное — завтра у нас целиком свободный день, так распорядился его высокопревосходительство.

Назавтра мы втроем — Пепичек еще немного хромал — провели день в Кантриде, курортном предместье Фиуме, где был песчаный пляж, а к вечеру поужинали в ресторане, принадлежавшем какому-то добряку чеху. С аппетитом мы уничтожали рыбу в масле и оливы. Это был незабываемый вечер. Эмануэль шутил неистощимо. За едой он вооружился, тремя салфетками, одной закрыл грудь, двумя другими рукава.

— Пожалуй, аппетит пропадет, если перед носом будут торчать военные нашивки! — воскликнул он с веселым оживлением.

Мы последовали его примеру и всячески дурачились, сидя в отдельной комнатке ресторана. Эман снял скатерть с соседнего столика и весь закутался в нее — чтобы совсем не видно было военной формы. Мы пили за скорое и счастливое возвращение с фронта, куда отбывает завтра его маршевая рота. Пять недель он пробыл здесь, с нами. Как нам будет недоставать этого рыжеватого Краконоша! [79] Краконош — легендарная фигура чешских народных сказаний. Никогда не забудем мы его веселой непосредственности и пленительного простодушия, напоминавшего простодушие пустынников, которые собирают целительные травы и запросто разговаривают с животными. По его громкому смеху — так, казалось мне, смеются гениальные люди — мы будем скучать больше всего. Мы будем вспоминать его дар рассказчика, его глубокую человечность, его чистую наивную душу и замечательный ум, глубокий и сложный, подобный механизму пражских курантов [80] Знаменитые пражские куранты на Староместской ратуше с движущимися фигурками апостолов. . Его куранты тоже показывают нам фигурки: вот Линней, вот Спалланцани… и последняя — придворный вельможа Иоахим Барранд [81] Иоахим Барранд (1799—1883) — видный чешский палеонтолог, француз по происхождению. кланяется направо и налево.

Безрадостна наша юность, не к чему тянуться душой; все ценности низвергнуты, остались только штык и стальная каска. Эмануэль был для нас единственным человеком, которому можно целиком доверять. Чистота его помыслов очаровывала нас, значит, можно еще верить в великое и прекрасное. Война не тронула его души, не отразилась ни на духовной жизни, ни на манерах, для нас он оставался олицетворением мирного времени и его ценностей. Любили мы этого долговязого чудака с размашистой походкой и за то, что он не копался в прошлом, а жил мыслями о будущем.

— Выпьем за удачу в пути!

— Нет, за первосортное обмораживание, за роскошное кофе со льдом! — воскликнул Эмануэль так громко, что у него даже сорвался голос.

При этом тосте мы встали, взяли под козырек и тихонько запели «Сохрани для нас, всевышний, государя и наш край!» [82] Австро-венгерский гимн. . Эмануэль то и дело заливался смехом. Эх, уезжает он! Не будет больше этих встреч, останется только одна отрада — поспать.

Мы были даже немного рады, узнав на следующий день, что батальон Эмануэля отправится в час, когда мы будем на строевых занятиях. Каждый из нас хорошо знал церемонию отправки маршевых частей и легко мог представить себе отъезд Пуркине.