Эмили Генри - Пляжное чтение [litres]

У меня перехватило дыхание, как будто я снова голая бросилась в холодные волны озера Мичиган. Я была благодарна судьбе за то, что осталась тогда жива, вспоминая, как мимо меня проплывал мусор. Я была рада, что Шади здесь. Была благодарна за то, что все-таки прочитала наконец письма от отца, и за то, что переехала жить по соседству с Августом Эвереттом.

Что бы ни случилось потом, я смогу пережить все это, как Шади до этого много раз. К тому времени, как я все это осознала и пошла открывать, прошла, должно быть, целая минута. Она прошла без очередного стука в дверь и криков, и я слышала, как бешено колотилось мое сердце. А Шади смотрела на меня и хлопала в ладоши с дивана, как будто смотрела олимпийские гонки с трибун.

Я распахнула дверь на темную, грозовую веранду. Увидела, что там пусто, выбежала босиком на лестницу и заглянула во двор, проверила вид на улицу и лестницу по соседству.

Гаса нигде не было видно. Я безрассудно побежала вниз по ступенькам, но на полпути до его дома трава закончилась и пальцы моих ног стали уходить в грязь. Я уже дошла до двора Гаса, когда меня осенило: его машины здесь не было.

Он уехал, и я чувствовала, как сильно скучаю по нему. Даже снова хотела начать плакать, но все мои слезы, видимо, были израсходованы и глаза оставались сухими. Ребра болели, все внутри болело. Плечи дрожали, а лицо было мокрым от ливня, накрывшего нашу маленькую «пляжную» улицу. Вся она теперь была затоплена, и ручейки стремительно уносили листья и мусор.

Мне хотелось закричать. Я была так терпелива с Гасом все лето. Рассказала ему обо всех своих планах и обо всей своей жизни. А теперь отказалась от того, что, вероятно, было нашим последним шансом.

Я прижала тыльную сторону ладони ко рту, когда рваный всхлип вырвался из моей груди. Мне хотелось рухнуть в залитую водой улицу и раствориться в ней. И все это потому, что я точно знала, что Шади была права. Наконец-то я влюбилась. Это было невероятной случайностью, судьбой, чтобы я нашла возможность встретиться с кем-то, кого смогла бы полюбить. Им оказался Гас Эверетт, и я все еще чувствовала себя счастливой, хотя должна была чувствовать себя несчастной.

Краем глаза я увидела свет и повернулась на него, ожидая увидеть Шади на веранде. Но свет шел не с моей веранды, а с веранды Гаса. А потом заиграла музыка, такая же громкая, как и в ту первую ночь. Как будто в их уютном тупичке развернулся фестиваль музыки и искусства Боннару. Раздался голос Шинейд О’Коннор – печальные вступительные строки композиции «Ничто не сравнится с тобой».

Дверь дома открылась, и Гас вышел на свет. Он был такой же мокрый, как и я. Вопреки всему его мятые волнистые волосы как-то умудрялись не поддаваться гравитации и торчали под странными углами, придавая Гасу сонный вид.

Песня все еще звучала на улице, прерываемая лишь редкими отдаленными раскатами отступающей грозы, когда Гас подошел ко мне прямо под дождем. Он выглядел так же неуверенно, как и всегда. У него был такой вид, словно он не знал, смеяться ему или плакать, впрочем, мои чувства были те же. Подойдя ко мне, он попытался что-то сказать, но понял, что песня включена слишком громко. Меня трясло, зубы стучали, но холода я не ощушала. Я чувствовала себя так, словно покинула свое тело.

– Я совсем не планировал этого! – наконец прокричал Гас сквозь музыку, многозначительно указывая подбородком на свой дом.

Улыбка мелькнула на моем лице, хотя я испытывала только боль.

– Я думал…

Он провел рукой по волосам и огляделся:

– Даже не знаю. Я подумал, может, мы потанцуем.

Смех вырвался из меня, удивив нас обоих, и лицо Гаса просветлело от этого звука. Как только смех затих, слезы снова хлынули из моих глаз, и я почувствовала жжение в носу.

– Ты собираешься танцевать со мной под дождем? – спросила я заплетающимся языком.

– Я обещал тебе, – серьезно сказал он, обнимая меня за талию. – Сказал, что научусь.

Я покачала головой и попыталась успокоиться и говорить ровно:

– Ты не обязан давать мне никаких обещаний, Гас.

Он медленно притянул меня к себе и обнял, тепло его тела лишь слегка приглушалось холодом дождя.

– Важно то, что сейчас, – прошептал он прямо над правым ухом, раскачивая меня из стороны в сторону в нежном подобии танца.

На той вечеринке братства он танцевал со мной совсем иначе. Сейчас была «Нежная Январия», которая никогда не могла скрыть своих мыслей. Январия, которую он всегда боялся сломать.

У меня перехватило горло. Мне было почти больно, когда он держал меня вот так. Ведь я не знала, что он собирается мне сказать и не будет ли это вообще последний раз, когда он обнимал меня. Я попыталась что-то сказать ему, хотела подчеркнуть, что он не обязан мне и что я понимаю сложное положение в его жизни. Но не смогла издать ни звука. Его рука оказалась в моих влажных волосах, и я остановила очередной поток слез, уткнувшись лицом в его мокрое плечо.