Генри Олди - Всё бывает [СИ litres]

Взрослея, мы ничего не приобретаем.

Теряем, только теряем. День за днем, год за годом. Отсекаем от себя часть за частью, слой за слоем. Беззаботность. Простота удовольствий и неприятностей. Чистота помыслов. Наивность. Способность радоваться просто так. Умение забывать обиды. Бесконечность будущего. Доверчивость. Потеря за потерей.

Мы говорим: растем. Вырастаем.

Это ложь. Не растем, уменьшаемся.

Разбрасываем потери вокруг себя. Сеем зерно в живые, дышащие борозды. Всходы нас не обрадуют. Эти всходы – воины в броне, безжалостные убийцы. Из беззаботности восстанет озабоченность. Из чистоты помыслов – дракон замыслов. Из наивности – коварство. Из умения забывать обиды – злопамятность. Из нас самих – кто-то другой.

Оглядываясь, вспоминая, я не узнаю себя.

Чужая жизнь. Легенда.

– Радость! Великая радость!

На лице стражника застыл ужас.

Стражник был тот самый, что уходил доложить обо мне. Человек? Нет, жердь, хмурая и сухая, которая волей богов обрела ноги. Бронза нагрудника исцарапана вдрызг. Следы от меча? Непохоже. Следы от когтей? Львиных?!

Должно быть, ужас на лице стражника мне почудился. Если человек схватился со львом врукопашную и выжил, его уже ничем не ужаснуть. Уж я-то знаю, каково это! А ведь у бедняги не было Хрисаора с радугой. Такого поди еще испугай.

– Госпожа соизволит выйти к тебе.

Голос стражника дрогнул. Снова почудилось? Вглядываться в чужое лицо снизу вверх, сидя в пыли у ворот – занятие неблагодарное. Только и видно, что клочковатую бороду да хрящеватый кадык под ней. Кадык ходил ходуном, грозя прорвать туго натянутую кожу. В бороде – песок или ранняя седина, не разберешь. Стражник подошел вплотную, навис, накрыл меня своей тенью. Желая выглядеть скромным просителем, каким, собственно, и был, я опустил взгляд на его сандалии. Подошвы стерты по краям, ремешок на левой вот-вот лопнет. Похоже, на службе у аргосского ванакта не разбогатеешь, хоть каждый день господина от львов грудью защищай. У эфирской стражи и доспехи, и обувка получше будут.

Он сказал: госпожа?

Нет, правда – госпожа?!

При чем тут какая-то женщина? Я пришел к Мегапенту, сыну Пройта, ванакту Аргоса. «Он мне должен, он тебя очистит,» – сказал мой отец. Возможно, ванакт думает иначе. С моим-то везением… В глаза плеснуло расплавленным золотом. Я на миг зажмурился. Это стражник резко шагнул в сторону. Он больше не заслонял меня от солнца. Осень, а полыхает как летом.

– Ты, что ли, изгнанник?

Глубокий, чувственный голос. Легкая хрипотца. Что еще? Насмешка. Это я сразу почувствовал. Насмешка и интерес. Я сощурился до рези под веками. Увы, разглядеть удалось немного: угольную статую в пламенном ореоле Гелиоса, яростного не по сезону.

…Оглушительное хлопанье паруса. Нет, исполинских крыльев. Гаснут звезды. Львиный рев. Рев пламени. Огонь с черных небес. Люди бегут, горят, падают, превращаются в уголь…

Я тряхнул головой, гоня наваждение. Видимо, я сделал это слишком резко, даже голова закружилась. Стражники – жердяй и второй, здоровенный детина – подобрались, впились в меня цепкими взглядами.

«Только дернись, убийца!»

Перед въездом в город всю свою поклажу я сложил в тючок, который приторочил к спине Агрия. Наружу торчали оба дротика. Внутри, в числе прочего, дремала праща с мешочком камней и поясной нож. Агрия я оставил привязанным к резному столбику, вкопанному шагах в сорока от ворот акрополя. Если ты проситель, желающий очищения, к правителю города следует являться безоружным. Но моя дурная слава добралась до Аргоса раньше меня.

– Так ты изгнанник или просто бродяга?