Ольга Гладышева - Оползень

— Один я? — не поверил Иван, ожидая подвоха. — Нашли ж вместе, вдвоем!

— Есть еще и третий! — с ударением сказал Осколов.

Иван даже плюнул в сердцах:

— Значит, надо, чтоб третьего не было! В тайге это просто.

Осколов нехорошо засмеялся, глядя прямо в глаза Ивану:

— Решительный ты, однако, парень!

Иван выдержал взгляд, не моргнул.

— Вот что: ты пошутил, я не понял. Ясно?

— Конечно, пошутил, господин управляющий.

Но готовность большая была в его ответном взгляде. Неизвестно даже, как далеко эта готовность зайти могла. Александра Николаевича она не покоробила. Он знал, что с людьми в таких положениях случается некоторого рода временное сумасшествие, но потом они приходят в себя. Поэтому он не напугался, он только насмешливость в голосе сохранил, отстраняющую, отрезвляющую:

— Ты думаешь, камешки сейчас россыпью в отвале валяются? Землю повороши — и подбирай? Ну, попробуй!

Иван попробовал, не отказался. Безуспешно, конечно. Ему скоро надоело ковырять мерзлые, руки царапающие комья.

— Огранку какую предпочтешь, Иван? — спросил издалека Александр Николаевич.

— А какую надо?

— Можно ступенчатую, можно под бриллиант, если для кольца камни будут предназначены.

— Диганишь? — догадался наконец Иван. — Надсмехаешься надо мной?

Осколов молча собрал остатки взрывчатки, шнур, рулетку, кайло, снес все в одну кучу, принялся укладывать в мешки. Потом он сел рядом с этой кучей, отвернувшись от Ивана, чтоб не видеть его и не слышать его громкого торопливого пыхтенья над отвалом.

Шумная ватага черно-пестрых крупноголовых птиц налетела на кедровник. Массивными клювами они принялись отделять от веток шишки и, не выпуская их из цепких лап, садились неподалеку у мочажины.

Александр Николаевич выбрал взглядом одну из кедровок, наиболее деятельную. Отрывая чешуйки, она доставала из шишки семена и расклевывала их, выбрасывая скорлупки и проглатывая ядра. Насытившись, она набрала в клюв целых орехов и улетела с ними: где-нибудь спрячет.

Александр Николаевич потянулся подобрать брошенную ею шишку. Пустые семена сидели в своих гнездах. «Интересно, как она их отличает от полных? — пришло ему в голову. — Неужели вот по этим светлым пятнышкам на скорлупке? У пустых орехов таких пятнышек-глазков нет… У каждого существа в природе свой интерес и своя забота. Дереву — вырасти, кедровке — выжить в суровую зиму и вывести птенцов весной. Из запасов, которые она делает, она съест только малую долю. Недаром гольды про нее говорят: эта птичка много работай, но мало кушай. Часть выроет из-подо мха проснувшийся отощавший медведь, часть найдут мыши, часть взойдет подростом, выкарабкается ввысь и станет новый лес. Получается, что, преследуя свой интерес, существа в природе помогают друг другу и самой природе?.. А человек? Почему он один награжден злой и разрушающей волей? И куда бы он ни направлял свои усилия, какой-то частью — обязательно вред. Господа промышленники убеждены, что, разрабатывая недра, они содействуют прогрессу страны в целом. Но почему прогресс, благодетельствуя одних, ужесточает и сводит на нет жизнь других? Где середина, где равновесие, где средство привести людей к действительному равенству жизни?.. А что, если его и не может быть для человека? Зачем тогда кровь и борьба жесточе, чем звериная?.. Опять для прогресса?.. Неужели жизнь природы мудрее человеческой? Зачем тогда разум?»

— Эй, Иван! Зачем человеку разум?

— Чтоб добычу добывать! — сразу откликнулся Иван, будто ждал.

Отряхиваясь, он поднялся с четверенек:

— Зачем всему разум: зверю, горе́, воде — затем и нам нужен. Горе́ — чтоб таить, нам — чтоб искать.

— На все у тебя ответ. Ну, много нахватал?

— Пес тут чего найдет! — засмеялся Иван. — Пса надо, чтоб лапами все перебросал.

Осколов не спеша подошел к нему.

— Смотри на срез, какой мы сделали, Иван. Ты ведь обнажения читать не умеешь? Я тебе покажу струзы. Вот гнездо и вот. Но кайлом ты ничего тут не сделаешь. Разобьешь все. Ну-ка возьми лопату да забросай выемку-то!..

От неожиданности Иван даже сел в отвал, ноги не удержали:

— Да ты что, господин управляющий?

— Я тебе откровенно: сегодня я управляющий, а завтра что бог даст.

— Ну, если сердце чего чует, — обидчиво согласился десятник.

— Прими-ка лопату!..

Природная сметливость не подвела Ивана. И чем более прояснялись его догадки, тем расторопней он заравнивал шурф. Знамо, не ко времени. Разве он не понимает? Ну, ничего, камушки полежат, они не сгниют, не прокиснут. Они часа своего дождутся и хозяина. «Хозяин я один, Ванька!» — грозно сказал ему бог. Но Иван отмахнулся. «Я ж не навсегда камушки с собой унесу. Все тут на земле и оставлю. К тебе опять вернусь и наг и благ».