Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 2

… узнаю, но я не узнавал, правда, а вот это теперь я зал увидел, и всё мне стало ясно (смех а зале). Маленькая комната, интимная обстановка, можно петь все, что хочешь. Меня попросили, чтобы я сегодня особо не разговаривал, но я, правда, и в прошлый раз не особо разговаривал. Прошлый раз, наоборот, просили: чего-нибудь расскажи, а сегодня, значит, не надо ничего рассказывать. Ну что же, я, правда, представляться не буду, а просто несколько слов вот о чем. Мы здесь на гастролях вот уже две недели, скоро они заканчиваются. В этот раз мы привезли несколько новых названий, которых не было в прошлый приезд. Это «Тартюф», это «Товарищ, верь» по произведениям Пушкина, по письмам его, по воспоминаниям, и это спектакль «Деревянные кони» по повести вашего ленинградского писателя Можаева. Вот эти три названия новых, остальное всё прежнее но, однако, ленинградцы и прежнее тоже хотят смотреть, так что у нас дела хорошие, мы план выполняем, а мы на хозрасчёте сейчас, нам очень важно сейчас это всё, потому что театр у нас строится новый, и наше прежнее помещение так разломали, что мы не знаем, когда начнём работать. Всё перекопали, тянут коммуникации. Новое здание ещё из земли не вышло, а старое сломали. (Реплика в зале: переезжайте к нам. Смех в зале). С удовольствием. Мы уже ездим пять месяцев. У меня положение немножко сегодня сложное, потому что, оказывается, времени прошло совсем немного. Ну, конечно, за этот год кое-что появилось, но не до такой степени, как говорят. Поэтому, если я буду повторяться, вы особо не взыщите, я постараюсь всё-таки петь кое-что новое, чего вы не знаете.

Может быть, будет отличатся как-нибудь сегодняшнее выступление от завтрашнего, но не слишком, и в то же время сегодня я хотел сделать, и почему я просил сделать такое выступление, поэтому я сегодня буду вам показывать и новое, то, что вы совсем не знаете, и, конечно, старые вещи, которые вы или успели полюбить или узнать, когда ещё были там, и надеюсь, не забыли, пока вы все здесь. (Аплодисменты),

Поэтому, если вы захотите что-то спросить, пожалуйста, ради Бога, даже, может быть, и про своих знакомых из моего мира театрального, киношного или, там, мира искусства, если вас интересуют какие-то судьбы, какие-то люди, какие-то перемены у них в жизни, кто умер, кто жив, кто родился, кто вышел замуж, уехал, женился, и так далее, вот это я вам с удовольствием расскажу. В общем, пожалуйста, призываю вас к тому, чтобы вы себя чувствовали так же свободно и спокойно, как я. Хорошо? (Аплодисменты).

Ну, а теперь тогда начну. Я, значит, по традиции, много пишут об этом, что я включаю в свой репертуар песни военные. Это не совсем так. Это не просто военные песни, потому что это — не песни-ретроспекции, я никогда не воевал, мне не довелось, а это песни-ассоциации. Это песни, написанные человеком, который живёт сейчас, для людей, многие из которых не прошли этого дела. Просто на ту тему. Интересно брать людей, которые находятся в крайней ситуации, которые нервничают, беспокоятся, в момент риска, на грани смерти, поэтому персонажи интереснее брать, а вовсе не из-за того, что, вот, дескать, я пишу песни о войне. (Аплодисменты)

Вы знаете, я вам так скажу, что аплодисменты в таких случаях — это дело второе или третье. Потому что когда я начинал писать свои песни, я никогда не рассчитывал, что у меня будут в будущем большие аудитории или там стадионы, или даже вот такие вот компании большие, как сегодня. Я предполагал это писать для очень маленькой группы своих близких друзей. Мы жили в Москве много лет тому назад в квартире в Большом Каретном у моего друга, у Лёвы Кочеряна в течение полутора лет. Там хорошая компания собиралась. Там бывал часто, и с нами вместе провёл эти годы и Вася Шукшин, и Тарковский Андрей, Макаров Артур, Толя Утевский, ваш знакомый, Туманов Миша, в общем, многие из присутствующих здесь даже их знают, но, к сожалению, двое из них уже не живут. Я написал на смерть Васи Шукшина стихи, которые единственный журнал сразу предложил напечатать. Это ленинградский журнал. Но потом и они чего-то там такое, я не знаю, почему они отказались, стали карнать. Но я эти стихи оставил, сохранил, я их не пою. «Уже ни холодов, ни льдин, земля тепла, красна калина, а в землю лёг ещё один на Новодевичьем мужчина»… (дальше Высоцкий читает начало стихотворения). Ну я ее просто всю читать не хочу, это длинная, довольно большая поэма…

Я к чему начал этот рассказ, совсем даже не к тому, чтоб прочитать эти стихи, хорошо, что такая импровизация, а к тому, что тогда просто выработалась такая манера дружественная, раскованная, непринуждённая, я чувствовал себя свободно, потому что это были мои близкие друзья, и я знал, что всё, что я им буду петь и рассказывать, будет им интересно. И так же, как от них получать. В общем, эти песни, я думаю, стали известны именно из-за того, что у них вот такой дружеский настрой, желание чего-то рассказать друзьям. И поэтому я совсем никогда не настаиваю, хотя легенды теперь ходят по России, что, мол дескать, я не люблю, когда аплодируют. Поэтому люди боятся даже. Приходишь в некоторые залы, чего-то спел, некоторые захлопали, потом чего-то перестали. Я нормальный человек, я к этому отношусь с уважением, ко всему, что делаете вы, моя публика. Вы знаете, здесь, может быть, немножко по-другому, но для меня самовыражение вот такого рода, когда мне наплевать, как реагирует зал — это блеф, это всё неправда. Всё равно всё делается для людей, которые здесь сидят. Не для того, чтоб самому — ах, дескать, как он выложился, темпераментно покричал. Нет, это неправда. Всё делается для людей.