Александр Мелихов - Тризна

Однако здоровой душе было вполне по силам поскорее перекидываться на проблему Легара. Но однажды Регина после утреннего обхода приятелей и приятельниц произнесла роковую фразу: «Кожедубов эксплуатирует своих подчиненных!» И у Олега внезапно вздрогнуло сердце от зависти, невольно подумалось что-то вроде: «Вот бы меня кто-нибудь поэксплуатировал!» И он с ужасной неохотой начал осознавать, что ему по-прежнему хочется, чтобы кто-то живой и осязаемый ждал его результатов и радовался им – пусть даже и с целью их присвоить.

А между тем судьба готовила Олегу сюрприз, сначала просто неприятный, а затем и вовсе ужасный.

В те дни стояли страшные морозы. Все, что дышало, – форточки, подворотни, – окаймлял жирный, опарой поднимавшийся иней, кучерявый, словно каракуль.

Иней мгновенно обводил лица белизной, садился на шапки, на воротники, на брови; шарфы были словно залиты известкой. Деревья, охваченные белым пламенем, походили на негативы. Олег ездил в метро, чтобы не околеть в своей курточке, – до метро он добегал вприпрыжку, и пятаки обжигали пальцы, когда он доставал их из ледяного кармана. А если – даже через двадцать минут – он, садясь, облокачивался на портфель, тот выдавал из своих недр такую морозную струю, что по шее бежали мурашки…

Ратмир Андреевич Артюхин почувствовал, что ему необходимо защитить кандидатскую диссертацию. До сих пор было ясно само собой, что человек в его статусе должен чем-то руководить, – но в последнее время что-то покачнулось; он, конечно, кое-чем еще руководил, но – не само собой.

Может быть, беда была в том, что перестали меняться новейшие методы управления производством – а ведь именно Ратмир Андреевич и возглавлял поочередно каждое из новых направлений. Начинал с научной организации труда – вводил рациональные типы скоросшивателей, клейкую ленту вместо кнопок, стеллажи вместо шкафов, изучал влияние цвета штукатурки на производительность труда; потом перешел на сетевое планирование – стали уже попадаться слова граф, алгоритм , – и снова было ясно, что, кроме него, заниматься этим некому, – никто не в состоянии назвать схему из кружков, соединенных палочками, графом , а таблицу чисел – матрицей .

Но потом пошли все АСУ, и АСУ, и АСУ – автоматизированные, черт бы их побрал, системы управления. Ратмир Андреевич старался держаться на высоте, произносил магические слова: системный анализ, вычислительная техника, оптимизация , но проклятые АСУ все не кончались, и уже назначались какие-то сроки, требовались какие-то внедрения…

Валерка Смольников, который от институтской скамьи шел с ним ноздря в ноздрю, в решительный момент неожиданно оказался кандидатом экономических наук, обеспечив себе тем самым возможность до конца дней кормиться словами: информационная система, стохастическое программирование, оптимизация, алгоритм . И первым Валеркиным шагом к благополучию было: заключить договор с организацией, имеющей собственный ученый совет – деньги наши, степени ваши.

Как обычно, ни на миг не задумываясь, почему людей так располагают к себе прозрачные души, не способные скрыть никакой задней мысли, Ратмир Андреевич, чтобы набрать инерцию, прямо от дверей восхищенно обратился к прихлебывающей чай секретарше Обломова: «Ну и морозище – в Сибирь не надо ехать!»– а к Обломову вошел, энергично растирая уши и радостно восклицая: «Последние уши отморозил! И постным маслом уже мазал – ничего не помогает!»– он откровенно гордился удалью отечественных холодов.

Обломов слегка ужаснул его своим безглазым исклеванным лицом, но Ратмир Андреевич проявил выдержку и продолжал болтать о будущем договоре (а деньги под это есть) так же весело и непринужденно, словно речь шла о совместном пикнике. И уже через три минуты добродушно оживленный Обломов через громкую связь попросил секретаршу пригласить к нему Олега Матвеевича Евсеева. И Артюхин внезапно увидел себя глазами вошедшего парнишки, наверняка ни разу не присевшего в этом кабинете: за столом беседовали на равных научный туз и промышленный воротила (или, если угодно, научный воротила и промышленный туз) – оба внушительные, крупные мужики (Обломов, правда, брал плечами, а Ратмир Андреевич животом). И, пока Обломов внушительно разъяснял смущенному Олегу Матвеевичу важность и актуальность доверенной ему темы, Артюхин разглядывал новоиспеченного ответственного исполнителя из-под сдвинутых бровей взглядом человека, привыкшего раскалывать людей с одного этого самого взгляда.