Бертолет надел на руку часы с треснутым стеклом и обвел товарищей застенчивым взглядом. Голос его, впрочем, прозвучал достаточно твердо, хотя в нем и не было командирских интонаций:
– Ну что ж… Главная наша задача – дойти до реки, переправиться и вытянуть немцев на тот берег. Как и приказывал майор.
– Вот! – сказал Левушкин удовлетворенно. – Все правильно. А говоришь, характера нет!
5
Дорога шла в гору, прямо в сумеречное небо, к угольно-черной кряжистой ветле. Ветер гнул ветви старого дерева, один за другим обрывал последние, случайно уцелевшие листья.
– Ползают, – сказал разведчик, когда обоз поднялся на пригорок: снизу, куда уходила цепочка ветел, доносилось негромкое тарахтение моторов.
– Это они путь к реке перерезали! – Левушкин зябко поежился. На пригорке ветер был особенно ощутим.
– Позади тоже гудит, – сказал Андреев. – И гарью доносит.
Бертолет водил хрящеватым носом по карте, высматривал что-то. Сумерки сгущались, и впереди лежала полнейшая неизвестность.
– Вот здесь минное поле обозначено, – сказал Бертолет. – Попробуем пройти?
– Я еще не ходил по минному полю, – ответил Левушкин. – Но видел, как ходят. Покойники были хорошие люди.
– С этой стороны нас сторожить не будут, – серьезно продолжал Бертолет. – Как раз успеем проскочить к реке… Единственный шанс, а?
– Ночью-то?
– Ночью самое время разминировать.
– Давай! – согласился Левушкин.
Дряблый свет располневшего месяца, который несся куда-то напролом в мутных облаках, освещал заросшее пахучей сурепкой и сорной травой поле. Бертолет лег на живот, заполз за межу и пошарил руками в сурепке. Затем, раскрыв перочинный нож, он поковырялся в земле, запустил пальцы куда-то вглубь, сдул песчинки с открывшейся перед ним деревянной коробки и вывинтил взрыватель.
– Левушкин! – прошептал он. – Это «два зет»! И столько радости было в голосе подрывника, словно он ожидал, что Левушкин, услышав это сообщение, немедленно пустится в пляс.
– Они в работе легкие, Левушкин! – И Бертолет пополз дальше. Голова его, как гигантский одуванчик, торчала из желтого мелкоцветья сурепки, а тонкие руки работали проворно, словно лапы крота.
Тонким, заостренным прутом он осторожно покалывал поле впереди себя и, почувствовав сопротивление дерева, рыл ладонями землю, закусив губу и сдерживая тяжелое дыхание.
Он то и дело терся носом и щекой о плечо или рукав, отчего темное его обтрепанное пальто стало мокрым, как от обильной росы. Но пальцы работали, свинчивали взрыватели, и потное лицо Бертолета светилось высшим творческим вдохновением, оно было самозабвенно.
Левушкин, ползший следом, втыкал прутики, обозначавшие границы прохода. Аллейка этих прутиков протянулась уже метров на сорок в поле, и груда деревянных коробок росла.
Время от времени в низине, где раздавался гул, взлетали ракеты.
Чуть-чуть посветлело небо на востоке. Андреев ввел первую упряжку в узкую аллейку из веточек вербы. Колеса едва не сбивали эти ветки, и старик осаживал лошадь, чтобы не выехать за пределы прохода.
На последних метрах, в сурепке, копошился Бертолет.
– Сейчас, – сказал он осипшим голосом и извлек последнюю коробку.
Левушкин осторожно принял ее.
Изогнувшись, как сухой стручок, Бертолет склонился над промоиной и опустил в холодную воду израненные черные пальцы. Затем, похлопав озябшими ладонями по бокам, достал блокнот и карандаш. Пальцы, однако, не смогли удержать карандаш, он выскальзывал, и тогда Бертолет, взяв его в кулак, как это делают маленькие дети, крупными кривыми буквами продолжил записи майора: «29 октября. Нет Топоркова. Прошли минное поле».
Левушкин оглянулся. Преследователи остались позади. Перед ними был сумрачный и глухой лес – надежная защита от вездесущих мотоциклистов.
Подрывник, усевшись на телегу среди деревянных начиненных взрывчаткой коробок и пустых ящиков, тут же уснул. Почерневшая его кисть с майорскими часами свешивалась с телеги. Вращались, вращались неутомимые колеса. Все дальше от егерей уходил обоз, оставляя на влажной земле глубокие росчерки колес.
Светало.
День двенадцатый. Последний
1
Перед ними была река. Она блестела под низко висящим над противоположным берегом солнцем.
Это была река лесная, спокойная, но глубокая, очень глубокая – вода в ней казалась черной. Течение чуть заметно шевелило ивовые кусты, и плыли по густой воде узкие белые листья ивняка. На той стороне виднелся вросший в низкий берег остов сгоревшего баркаса.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу