Игорь Болгарин - Обратной дороги нет [сборник]

И сам Андреев преобразился: снял свой звенящий дождевик, снял ватник и остался в стареньком, узкоплечем грубосуконном пиджаке, седые сосульки, свисающие с головы, причесал кусочком старой гребенки, обнаруженной в необъятных карманах, бороду выжал во влажной пятерне, отчего получился задиристый калининский клинышек – и вот, пожалуйста, отличный вышел старичок, уютный, аккуратный, не стыдно было бы и в колхозном президиуме посидеть…

Мария Петровна отошла к печи и ловко вынесла на ухвате дышащий паром горшок.

– Это с чем же у вас кандер, Мария Петровна? Похоже – со шкварками? – спросил, шевеля ноздрями, Андреев.

– Со шкварками, Максим Дорофеевич, – ответила хозяйка чинно.

– А у нас больше с комбижиром готовят, – сказал Андреев и придвинул к себе миску.

– С комбижиром какой кандер!

– И то! – согласился Андреев и погрузился в миску. В окошко, затянутое вышитой чистенькой занавесочкой, тихо стукнули три раза. Стукнули со значением: два удара подряд, частя, а третий – в отрыве.

Мария Петровна выглянула, кивнула, и в избу, внеся струю холода, в комбинезоне и шапке вошел Стяжонок. Вслед за Стяжонком один за другим вошли в узкий дверной проем, щурясь на плошку и снимая шапки, восемь человек, в лаптях и сапогах, возрастом под стать Андрееву и Стяжонку.

Вошли и сели рядом на лавку, вдоль стены, и руки сложили на коленях, и твердые сухие лица обратили на Андреева.

– Значит, насчет баркасов, – сказал басом самый белый и рослый. – Насчет баркасов – пустое дело.

– Сивкун, – шепнул Андрееву Стяжонок. – У него Щиплюк внучонка стрелил. Голова всей бригады.

– Надо переправу делать, – заключил Сивкун.

Он осмотрел «бригаду», выжидая.

И посыпались реплики, как картошка в чугунок.

– Это, конечно, не шутейное занятие. Очень даже…

– Сночь – дурная река, не гляди, что тихая.

– Наплавной мост надо делать.

– А с чего?

– Ниже Крещоток двенадцать верст комли сложены для сплава.

– Верно. С-до войны еще. Для школы, для стройки.

– Как сбрасывать будем?

– Накатом, там под горку. Желоб подроем, чтоб не шуметь.

– А плотить?

– Вязать на берегу, внахлест и заворачивать потом, с оттягом.

– Естественно вполне… Вам сколько переправлять?

– Четыре телеги, – ответил Андреев, напряженно слушавший стариковский переговор. – Груз не тяжелый.

– Ну, значит, внахлест. Веревкой и проводом. Не рассыплется.

– Чтоб потом топором тюкнул – и нет моста. На живую. А то немцы за вами могут вдарить…

– Позвольте, товарищи сплавщики, узнать, – почтительно спросил Андреев. – Какой будет установлен, значит, срок?

Сивкун вздохнул, отчего заколыхалось пламя плошки и заметались кудлатые тени стариковских голов на стене.

– Ну, если б в мирное время ты, дорогой товарищ, был, скажем, председатель колхоза и сделал бы, как положено, наряд, и пообещал бы выставить ведро казенной, то скажем… за неделю управились бы… – и, глядя в осунувшееся лицо Андреева, добавил: – Ну а раз ты есть неимущий партизан, то за десять часов, я думаю, управимся. Только вы нам защиту обеспечьте, чтоб не постреляли наших хлопцев.

– Это будет, – пообещал Андреев.

– Будьте любезны, – добавил довольный Стяжонок.

Старики один за другим выходили, сгибаясь под низкой притолокой.

Андреев тоже встал, надел ватник, дождевик.

– Позвольте, Мария Петровна, вас поблагодарить, – сказал он смущенно.

– Та что там, – махнула она рукой и внимательно посмотрела на Андреева ясными своими глазами: – Хочется и мне с вами, Максим Дорофеевич, чистосердечно поговорить. Времени на обходные беседы нету.

– Нету, – эхом отозвался Андреев.

– Куда вы торопитесь?.. Не в ваши годы войну воевать, Максим Дорофеевич, это дело молодых.

– Оно-то верно, – согласился Андреев.

– А мне вот в хозяйстве одной очень трудно. По двору, скажем, за курями или за телкой посмотреть – это ничего, а уж в лес за хворостом, это не для моих сил, тут какой-никакой, а мужчина нужен…

Она не сводила с Андреева чистых, прозрачных глаз.

– Уж извините, что я так откровенно, да ведь мы люди немолодые, нам чего уж… Знаем, что такое лихо и какая штука жизнь человеческая!..

Борода Андреева сделала несколько кругообразных движений, что означало усиленную работу мысли.

– Спасибо на добром слове, Мария Петровна, – сказал он наконец. – Слова ваши от души, и слышать их мне было лестно. Да не могу я, Мария Петровна, от военного дела уходить… – Тут старик изменил ровному дипломатическому тону и сказал с жаром: – Гибнут молодые, Мария Петровна, и такого человека я вчера схоронил, что до него, хоть триста лет проживи, не дорастешь и сердцем, и умом… Мне ли бояться, мне ли от судьбы своей уходить? Нет такого у меня права, беда большая пришла, а руки оружие еще держат, и глаз видит…