Эмилия Дворянова - Дилогия - Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

Анастасия-Агнесса-Аглая-Ада-Арсения-Бета-Борис-Вера-Вероника-Виктор-Виола-Герман-Дебора-Доминик-Елисавета-Женевьева-Жоржетта-Зара-Зарин-Игнат-Клавдия-Линда-Михаэль-Мэтью-Мария-Павел-Ран-Слав-Слава-Эммануил-Эмин-Ханна,

список закончился. Точка. Анастасия очнулась, надо же, зато теперь я знаю все имена, они врезались в ее сознание, она их запомнила, прибавила к остальным, ставшим ей близкими, подумав при этом, что неплохо бы совместить эти незнакомые имена с лицами их носителей. Она услышала, как сестра Лара спросила, все ли присутствуют, как будто отсутствующие могли сообщить, что их нет, но, по крайней мере на первый взгляд, все были здесь и никто не ответил на этот вопрос, потому что после этого неприличного акта чтения списка все затаили дыхание. Стали ждать. Отступив назад, сестра Лара зашла за стойку бара, где обычно стоял молодой человек, разливающий напитки, ее тело скрылось наполовину, а ее место впереди, точно по центру, заняла сестра Евдокия, наверное, это ей предстояло всё объяснить. Анастасия запомнила ее глаза, их выражение, сохранив это где-то внутри себя, но ее слова прошли мимо нее, она не смогла их воспроизвести, когда позже сидела на краю скалы, потому что час назад просто не пожелала их слушать, куда-то провалилась сразу после первой же фразы: они, говорила сестра Евдокия, приняли решение; я тоже должна принять решение, испуганно и раздраженно подумала Анастасия,

потом сестра Лара вытащила стопку бумаг, это были их медицинские карты, маленькие квадратные книжки, некоторые — толстые, другие — совсем тоненькие, кивнула сестре Евдокии, и та взяла одну из них. Нерешительно повертела в руках, явно собираясь сказать что-то еще, совсем последнее, и это Анастасия услышала и запомнила,

простите, дамы и господа, мы не готовы к сегодняшнему событию и не будем обманывать себя, заблуждаться, заблуждение — всего лишь другое наименование лжи, а мы ее не переносим. Я, как и сестра Лара, ничего не могу объяснить… у меня болит сердце,

и, на миг положив карту обратно на стойку, она прикоснулась рукой к своему сердцу и слегка наклонилась вперед, как бы готовая упасть на колени и просить прощения. Стало ясно — эта боль не какая-то вымышленная метафора, этот жест растрогал всех, ее боль они приняли всем сердцем. По крайней мере, Анастасия отчетливо ощутила резкую боль за грудиной, она там и осталась, а сестра Евдокия вернулась к своим обязанностям. Взяла из стопки карту, раскрыла ее, и снова зазвучали имена:

Виола,

это была та, совсем молоденькая девушка, которая смущала тихие послеобеденные часы стуком своего мяча. Она поднялась со стула, ее лицо соответствовало имени — бледное и усыпанное веснушками, словно мелкими цветочками, и пошла к сестре Евдокии, как она незаметна без стука мяча, эта Виола, а может быть, это она стучала в дверь доктора, тук и снова тук, топ-и-топ… эта история не отпускала ее с первого дня, и вот сейчас девушка молча взяла карту со своим именем… растерянные глаза. Сестра Евдокия отвела от нее взгляд и взяла следующую карту,

Арсения,

нет, не в алфавитном порядке, сестра Евдокия вытаскивала книжки из стопки, словно тянула из колоды карту, никакого порядка, а Анастасия напрягала свое сознание, стараясь всё запомнить, словно именно это сейчас самое важное, напрягала свое сознание и позже, под лучами солнца, чтобы припомнить всё снова, как будто эта связь между именем и лицом продолжала оставаться самой главной, и если всё будет уже связано, то воцарится какой-то добрый порядок… невротическая реакция, подумала она совсем трезво, любая невротическая реакция придает важность самым незначительным вещам, Арсения и пожилая дама со старушечьими, полными слез глазами слились воедино,

Бони

был следующим, обрел собственное имя, в улыбке блеснула золотая коронка и, принимая из рук сестры Евдокии свою карту, он даже слегка поклонился, сознание Анастасии на миг отключилось, устав от усилий связывать воедино тело и звук, плоть и букву, очень короткий — до следующей карты, вытянутой из колоды, и от стола в углу поднялся

Павел,

надо же, это тот господин, который в ночь бала настойчиво советовал ей беречь свое платье, потом

Ада.

Она резко встала с соседнего стула, ее волосы колыхнулись, коснувшись Анастасии, и Ада, абсолютно совпавшая со своим именем, подошла к сестре Евдокии, но карту не взяла. Она встала перед ней и спросила:

— и что мне с ней делать?