Надежда Михайловна - Дорога в никуда (СИ)

Маринка только сейчас полностью разглядела довольного пса: явно помесь каких-то пород, двортерьер местного разлива — странного темно рыже-коричневого окраса, с черными лапами, как в чулках, мощный, с немного великоватой для такого туловища башкой, он смотрелся… ну, там, дома, смотрелся бы странно, здесь же как бы под стать дикой природе.

— Мик, хороший пес, иди поглажу.

Она гладила его, сильно про себя удивляясь — не было у неё в той жизни никогда любви к собакам, да и у них она никакой любви никогда не вызывала.

. -Ты все, дура, больше по двуногим псам обмирала! — горько упрекнула она сама себя.

— Ну что, пошли, поедим? — выглянул Демид.

Никогда в жизни не ела Маринка такого вкусного супа, в чем и призналась Демиду. Он улыбнулся.

— Это, извини, с голодухи ты так думаешь, ничего особенного, ну, разве что, в русской печке все приготовленное намного вкуснее получается. Наши пращуры, они, несмотря на примитивные орудия труда, все делали качественно и продуманно. Я, знаешь ли, здесь именно этим и занимаюсь, все делаю дедовскими методами, и получаю большое удовольствие! Ну, об этом ещё будет время поговорить. Иди-ка, находка, в постель, а мы с Миком баньку сгондобим, помыться в удовольствие-это ж как заново родиться!!

Маринка радостно кивнула, у неё враз зачесалось всё от макушки до пяток, сто лет ведь не мылась нормально!

— Только, Демид, у тебя найдется что-нибудь, ножницы или ножик острый, волосы мои обрезать?

— Поищем, — улыбнулся он, — меняем жизнь?

— Не поняла?

— Ну, когда-то давно, в другой жизни, жена… бывшая, говорила, придя из парикмахерской с новой прической: «Меняю стиль-меняю жизнь, к лучшему.»

— Хотелось бы! — горько вздохнула Маринка, — что получится, но волосы надо отрезать!! — она помрачнела, явно вспомнив что-то неприятное.

Демид поспешил отвлечь от мрачных воспоминаний:

— Есть у меня ножницы, они, правда, немного не для этого, но отрежем, не переживай! Ложись, а мы пошли по хозяйству!!

Как долго намывалась Маринка в этой маленькой баньке. Она терла себя до изнеможения, раз пять намыливала ставшую совсем легкой после стрижки голову… и смывала с неё вода ой, как много.

Вечером, уже перед сном, осоловевшая, отмывшая себя до скрипа, Маринка не спеша прихлебывала витаминный чай — Демид все долгое лето собирал и сушил по своей методе разные плоды и травки.

— Чтобы вот так, вечерами наслаждаться изысканным букетом лета.

— Я керосинку в жизни в глаза не видела, а тут при её свете чаи гоняю! — улыбнулась Маринка.

Демид подавил ненужную жалость: отмытая, бабенка смотрелась… странно. Явно бывшая немалых габаритов когда-то, она сейчас напоминала — собаку-бульдога… с отвисшими щеками, лишней растянутой кожей везде, бледная, с непонятного цвета волосами, коротко стриженная с тонкой цыплячьей шеей…

— Да побила-поколотила жизнь тебя, находка! — с грустью подумал Демид, но жалеть её и дать ей киснуть совсем не собирался.

— Цвет волос у тебя чудной, ты так красилась, полосками?

— Ннет, я всегда была темно русая.

— Ну, значит, сейчас зебра или зёбра — полосатая. — Он вгляделся повнимательнее и присвистнул. — Извини, я при керосинке не разглядел, это ж седина у тебя.

— Много?

— Хватает, завтра в зеркале сама разглядишь. А что? Так же модно — разноцветные волосы?? — Мелирование называется! — вздохнула Маринка. — Когда-то давно, в той жизни, — она запнулась, — одна из маминых хороших подруг постоянно мне говорила поменять прическу, а я все упиралась, привыкла к длинным волосам и хвосту.

— Она права — совершенно серьезно, тебе со стрижкой намного лучше! Когда мы тебя нашли, я честно подумал — бабка старая.

— Ну, спасибо!

— Да не за что! — пожал плечами Демид. — Ну что, по топчанам? Спокойной ночи!

Вроде и пошла на поправку Маринка, а вот не стало той беспардонной, занудной, не умеющей никого кроме себя слышать и слушать других людей, женщины.

Демид не лез к ней под кожу, понимая, что не просто так поседела она за три месяца. Сказала, что прилетела сюда в начале августа, узнав, что сейчас уже ноябрь, сникла. Подолгу сидела на лавочке и смотрела на горы, отвлекал её только Мик, постоянно лез к ней, совал морду в колени, чтобы его гладили и почесывали, через несколько дней ухватив за край штанины, утащил её со двора.

Она нехотя выходила за ограду, но далеко не удалялась, пояснив Демиду, что теперь боится любой россыпи мелких камней.

Демид, живущий здесь уже четвертый год, был привычен к переменам погоды и почти никогда не ошибался в предсказании на следующий день. Маринка через неделю попросила его научить растапливать русскую печку и обращаться с ухватом. Но слабые руки не сильно подчинялись ей — тряслись и вода из чугунка нередко проливалась, она запечалилась, но неунывающий Демид нашел ей другое дело: