Надежда Михайловна - Дорога в никуда (СИ)

Долго сидел Валик возле беспокойно спящего папцана, который во сне звал мамку.

— Эх, бедолага!! Мамка твоя… прибить бы таких сучек, ладно, сама не может без… но пацана зачем с собой тащить?

Тринадцатилетний, смышленый, наученный горьким опытом Валик уже третий год влачил такое вот существование в этой горной затерянной деревушке-кишлаке-ауле, хрен его знает, как назвать эту дыру. Приехала его мамашка тоже по большой любви с мужем Мурадом посмотреть… да так и сгинула где-то в горах, куда её увезли Змей с сопровождающими. Валику же безумно повезло, его забраковали из-за хромоты — умудрился сломать ногу, неправильно сросшийся перелом не давал ему бегать и прыгать в школе, специальной, где занимались пацаны всяких национальностей, готовили из них воинов аллаха. А Валика привезли вот сюда, пас овец, кой чего умел уже сам делать, помогал одинокой старушке, которая подкармливала его лепешками, а сам в течение трех лет, не спеша, понимая, что если поймают, вздернут сразу же или прибьют — готовился бежать отсюда, вызнал дорогу, умел, как ящерица, карабкаться по камням, привычно хромал, хотя мог и ходить нормально, но предпочитал хромать, особенно сильно припадая на ногу при появлении чужих.

Приезжал пару раз доктор из лагеря, осматривал ногу, Валик жаловался, что на непогоду ногу выкручивает, и она болит так, что наступить невозможно. Через два года от него отстали, слышал он, как Змей сказал:

— Бесполезный материал, хромой, это слишком заметно, пусть вон овец пасет, деваться отсюда — некуда. Сколько проживет.

Теперь вот дура набитая, мамка этого слабака-ревы привезла его сюда. А Валику так жалко стало его, да и честно, обрадовался он, что есть у него теперь земляк — вот этот русый, сероглазый пацан, а то эти рожи до трясучки надоели.

Валик разбудил его рано утром:

— Петька, слушай меня внимательно, я ща погоню стадо, ты со мной вроде как идешь. Мимо дома, где твоя мамка будем идти медленно, посмотрим, что и как. Пройдем деревню, ты по тропинке, я покажу, где — вернешься назад, к дому. Тропинка за огородами, на задах, там почти всегда только козы и овцы ходят, но пойдешь осторожно, люди тоже, бывает, ходят. Если в доме тихо, мать твоя точно спит теперь, укатали её эти… посмотришь, если все спокойно, постарайся зайти, найди свой паспорт, если он ещё у неё в сумке или чемодане — забирай и опять по тропинке доберешься ко мне, да и деньги, какие есть — забирай.

— Но, я же не вор!

— Петь, я тебе, как придешь ко мне, все конкретно расскажу. Сейчас время нет, вон, уже блеют. Давай. Если кто не спит — в доме ходит, придуряйся, пореви там, что без мамочки плохо, пришел, иначе нам с тобой — труба.

Как шел к дому дому Петька…

У него от страха подламывались ноги, колотилось сердце…

Увидев быстро едущий по улице газик с брезентовым верхом, присел за невысокий куст. Из дома резво выскочили этот Змей и ещё три мужика, заросшие черными большими бородами, а за ними суетливо семенил Дильшот.

— Я тебе сказал, — продолжая застегивать ремень брюк, говорил Змей, — завтра к вечеру, пришлю машину-отгрузишь эту бабу, она неплохо продержалась с нами, толк будет, за неё заплатим. А щенка? Как хочешь, можешь прибить, можешь здесь бросить, жаль, внешность подходящая, но… деньги за него я вычту — бракованный товар, прежде, чем привозить, надо было конкретно про его здоровье написать. Ну да это твоя головная боль! Астматика приволок, хм!

Страшные, звероватого вида мужики, сели в машину и рванули куда-то в горы. Петька сжался под кустом, ещё день назад, он бы ничего не понял и наивно пошел к Димке, сейчас же сообразил, что щенок именно он, а мамку куда-то увезти хотят, этот Димка за неё деньги получит.

Посидел-посидел в кустах и побрел к дому, вокруг было пустынно и тихо, хорошо, что дверь не скрипела, да и прикрыта она была неплотно, зайти удастся неслышно. Петька сначала подошел к окну, занавешенному какой-то грязной сеткой, послушал — вроде спят все, слышался храп Димки и мамкины всхлипывания, бормотала она что-то во сне, так бывало и дома. Как крался ребенок к сумке, ему казалось — его сердце грохочет на всю улицу. Он просил про себя:

— Боженька-аллах,(мамка постоянно говорила что он един, только называют почему-то по-разному) пусть никто не услышит, помоги мне, пожалуйста!

Сумка так и валялась на тумбочке — обычно мамка убирала кошелек и документы подальше, сейчас — она была какая-то странная последние дни, на счастье Петино не убрала. Он вытащил оба паспорта, забрал в кошельке какие-то нерусские деньги, догадался откуда-то, что не возьмет он, украдет этот гад Дильшот, и, пятясь, выскользнул из домика. Пригибаясь, замирая как ящерка, присаживаясь в зарослях высокой сухой травы, он выбрался-таки на эту тропинку, обрадовался, что иди стало не так страшно — не было на ней никого, и чуть не налетел на идущих ему навстречу двух мужиков — едва успел спрятаться за колючий куст. Те, о чем-то переговариваясь, спускались к домам. Петька долго сидел, стараясь успокоиться, так страшно ему ещё никогда не было. Бледный, покрытый потом, весь обессиленный, как-то странно вдыхая воздух, он наконец-то дополз до Валика, который, увидев, как он еле бредет, побежал навстречу.