Wind-n-Rain - Костолом

— А почему ты так думала…

Потому что подслушивала.

— Извини, даже не знаю. Я запуталась. Но откуда у тебя это? — Ксюша любовно потряхивает конвертом, осыпая поверхность журнального столика очередной порцией блёсток.

— Миша дал — не понятно что ли? Он сегодня приезжал вместе с братом и дал нам приглашения — мне, маме и тебе с подружкой, только вы тогда заняты были, так что я вызвалась передать.

— Спасибо.

— А ты придёшь?

— Даже не знаю. — Такого осуждения на лице юной знакомой Ксении уже не вынести. — Да приду я, приду. Только, возможно, задержусь. И Женька тоже — нам же ещё после ужина убирать. А ты… Тебя мама разве отпустит?

— Так мама же со мной пойдёт! Билетов до Иркутска пока всё равно нет, вот и…

Ясно.

Алиса уже упорхала — сказала, ей ещё подарок купить надо. Подарок — точно… А Ксения всё никак не может отринуть дурацкое чувство несвоевременности происходящего. Не должно быть никакого праздника, а коли уж он случился, то ей на нём не место. Почему же всё так странно?

— Ой, Ксюш, привет! — На этот раз кресло напротив опасно прогибается уже под Алисиной мамой. — Чего такая смурная?

— Привет. Устала. И вообще… Не ожидала тебя здесь увидеть. Тебя и Алису.

Ольга не отвечает. Молча перетасовывает колоду карт — ту самую, забытую ещё прошлым летом кем-то из постояльцев, а этим летом уже забытую и новообретённой владелицей. Словно ожидая второго шанса, она томилась на подоконнике веранды со времён их — Ольги и Ксении — первой беседы.

— Погадать?

— Брось. Чушь это всё. Ничего не сбывается.

Не обращая внимания на растерянный взгляд соседки, явно не ожидавшей от неё такой резкости, Ксения молча встаёт и скрывается в стенах своей комнаты. Помнится, чёртовы карты напророчили ей чуть ли не спасителя какого-то… Ну и где же он? Минувшая ночь доказала: она — сама за себя. Иначе никак. Это знание — ценное приобретение. Оно — сокровище. Да только почему же на душе так пакостно, будто её обманули?

— Ксюх, ну чо — ты пойдёшь? Я чего-то даже не знаю, мы вроде с Валерой погулять собирались…

Вечерняя смена подходит к концу, а девчонки впервые общаются после утреннего эксцесса. Ксения искренне удивлена замешательству подруги:

— Как так, Жень? Халявный банкет, а ты подумываешь о том, чтобы его прогулять?

— Да какой банкет! Новиковы — они же из этих! — Женька заносит над головой свежевымытую тарелку и закатывает глаза к потолку.

— Ну и что ты пытаешься мне показать? Они пришельцы что ли, с летающей тарелки?

— Тьфу! Что-то образное мышление тебе отказывает! Из этих они, говорю — из святош.

— Шибко верующие, что ли?

Ксюхе не верится. Она в их доме была, но ни свечей, ни образов там не видела. Да и сам Миша ни крестика нательного не имеет, ни Бога всуе не поминает… Нет, не может быть.

— Хуже! Блин, как хоть это называется… Свидетели Иеговы, во! Мы по гражданскому праву проходили — они у нас приравнены к экстремистской организации, хотя я не уверена, они или ещё какие-то другие. Развелось всяких. Кругом одни сектанты. Только мы с тобой нормальные. — Она подмигивает. Выходит кривовато, а оттого — смешнo.

— Погоди, то есть ты хочешь сказать, что…

— Вот именно. Что хрен мы там опохмелимся. А из возраста, когда вечерами пьют тархун, я уже давно вышла.

— Да не…

Женька, скинув перчатки, отвлекается на очередное сообщение благоверному. Видимо теперь хочет с ним посовещаться на предмет идти или не идти. Да и Ксюше есть над чем задуматься — если она ничего не путает, то именно у этих сектантов запрещены некоторые виды оказания медицинской помощи. Кажется, связанные с переливанием крови и имплантацией донорских органов… Как ни странно, о подобном она слышала от Чернухи — на лекциях по спецпедагогике. «Как вести себя с детьми из радикальных религиозных общин?». Она ещё тогда удивилась — мол, а откуда такие дети в обычных государственных школах? Только вот Миша упоминал о том, что школу заканчивал на дому… А про больницу вообще ничего не упоминал, только про таблетки. Неужели снова её обманули? На этот раз — Ян? Утверждавший, что Мишина судьба предрешена, что бессильны все, что так тому и быть… А что если Мишу и не лечили толком? Что если ему подписали приговор, даже не попытавшись спасти? Что если нарочно откладывали лечение, пока болезнь не перешла в стадию, на которой лечение уже бесполезно? И как — как тогда — Ян этого не увидел? Возможно ли такое? Или… Увидел, но промолчал? Теперь, получается, и ему верить нельзя?