Wind-n-Rain - Костолом

— Не надо денег, я так довезу, — бурчит парень, косясь на ладони ночной пассажирки. Одна из них — в кровь разодрана. — Девушка, с Вами всё в порядке? — Интересуется на всякий случай — сам-то он уверен, что девушке ничего не угрожает. А вот в своей безопасности — уже не уверен.

— Да. В полном.

На мобильнике несколько сообщений от Розы и Женьки. Ничего особенного. Ни одного звонка. Кажется, на ночёвку в гостинице её и впрямь никто не ждал.

Парень подбрасывает её до самого посёлка, только от главной дороги до гостиницы пару минут ей всё же приходится пешком пройтись — в частный сектор он завернуть всё же не рискует. Уже вызубренным до оскомины путём Ксюха перемахивает через забор и, крадучись, добирается до своего этажа. Остаётся лишь через террасу пройти, никого из жильцов соседних номеров не потревожив. Поклажа на дне рюкзака бьётся друг о друга, и Ксюха поддерживает дно ладонью, чтоб не тряслось. Уже у своей двери немного расслабляется — свет не горит, дверь заперта снаружи: Женьки снова нет дома. Сегодня это Ксении на руку, как никогда. Нащупав в кармашке брюк свою копию ключа, она делает пару поворотов и, оказавшись в комнате, наконец с облегчением выдыхает. Дома — она дома. Она в безопасности, и теперь это уже точно. Хочется рухнуть поперёк кровати и проспать до обеда, но на часах хорошо за полночь, а подъём — в пять. На её руках — глубокие ссадины, на одежде — грязь и капельки крови (своей? чужой?).

Преодолевая внезапно напавшую лень, Ксения стягивает шмотки, запихивает их в пакет для стирки и тащится в ванную. Уже там, стоя под прохладными пунктирными струями и дрожа всем телом, она слышит странное — будто бы кто-то говорит, совсем рядом… Через стенку. Кажется, Ольга снова заселилась в тот же люкс, что и в прошлый раз? Но с кем она разговаривает? Преодолев смущение, Ксюха выключает воду, притаскивает из комнаты стул, пододвигает его к стене, карабкается вверх и, затаив дыхание, будто движение воздуха по трахеям способно ей помешать, льнёт ухом к подёрнутой пылью и паутиной решётке вентиляционного отверстия.

— Ну, и чего ты добилась? Вот, теперь даже искупаться самостоятельно не можешь. Не трогай — бинты намочишь.

— Мам, ну прости, я не специально. Я просто хотела напугать вас, чтоб вы от меня отстали.

— Можешь считать, у тебя получилось. Когда твой дядя позвонил мне в четвёртом часу утра, я чуть сердечный приступ не схватила — причём ещё до того, как он объяснил, в чём дело. Просто я такого голоса у него никогда не слышала. Я даже не подозревала, что он так умеет… Разговаривать. Таким голосом в смысле.

— Ну ничего же не случилось, мам!

— Ничего? Я думала ты взрослая, а оказывается, у тебя мозгов не больше, чем у детсадовки! Ты хоть подумала, что просто могла не рассчитать, нажать чуть сильнее, да хотя бы поскользнуться в ванной и напороться на нож? Подумала?

— Мам, ну…

— А о шрамах ты подумала? Ты пока только растёшь, на тебе всё заживает, как на собаке — а что если до конца не заживёт? Так и будешь с этим уродством на руках всю жизнь ходить?

— Шрамы можно прикрыть татуировками, я в одном сериале видела…

— Видела она.

На долгих полторы минуты разговор прерывается — голосов не слыхать, зато шум воды кажется усилился.

Когда же диалог возобновляется, Ксения уже держит ухо востро. Смысл беседы Ольги с дочерью для неё непонятен, так же как не понятно ей то, что они в принципе ночуют вместе — ведь она знает, что Алиса должна была остаться у Яна. Ей до трясучки стыдно подслушивать, но она находит себе извинение, и стыд потихоньку сходит на нет — она убеждает себя, что невольное вторжение в чужую жизнь, сиюминутное и ничего не значащее — это такой способ отвлечься от кошмаров жизни собственной. Kак посмотреть серию «Дома-2» или стрим любимого блогера. В общем, ничего такого — терапия, безобидная и почти не аморальная.

— Мам, ну не злись… Ничего же не случилось.

— Алиса. Прекрати повторять одно и то же. Ты даже не представляешь, как меня бесит эта твоя дурацкая фразочка.

— Мам… Почему?

— Потому что случилось очень даже много чего. И да — я злюсь и буду злиться. На тебя и… на себя.

— Мам? Ты что — опять плачешь?

Шум воды затихает, уступая место невнятному хлюпанью.

— Иди высуши голову и ложись спать. А я попробую забронировать билеты. Вылетаем первым же рейсом.

Наконец отлипнув от вентиляционного отверстия, Ксения снимает полотенце с крючка и обтирает уже и так почти сухое тело. Протирает правую ладонь перекисью водорода и обвязывает бинтом из аптечки — нетуго, как умеет. Промакивает волосы бумажной салфеткой, накидывает растянутую домашнюю футболку и прямо так, без белья, возвращается в комнату. Усталость валит с ног, стрелки часов опасно приближаются к рубежу, за которым прячется новый рабочий день, ноги гудят от долгой ходьбы, а плечи — от ноши, что была сегодня на них взвалена. В голове — пустота. Ксения пытается забить слово «осознание» в мозг, как в строку поиска. Мозг изъеден чёрными дырами — результатов не найдено. Есть хочется неимоверно, а пить — ещё больше. Но сил подняться и взять бутылку воды с Женькиной тумбочки уже нет. Ксю лежит на кровати, неподвижная, как имитация самой себя — как вяленая мумия из Эрмитажа. Вакуум в сознании. И лишь на дне грудной клетки — аккурат между сжимающимся в голодных спазмах желудком и едва сокращающимися полусонными лёгкими — трепыхается хорошо знакомое: «Ксюшенька, девочка моя, ты уже закрыла свой гештальт?». Ксюхе хорошо и спокойно — она будто гоняет по небу верхом на облаке под любимую музыку. Да, милый, закрыла. Спокойной ночи.