Wind-n-Rain - Костолом

— А ты почему спрашиваешь…

— Сама видишь: я здесь всех знаю, и твоего друга — наверняка. Да я никому не скажу, если это секрет! Просто интересно…

— Ян… Его зовут Ян.

— Хм… Странно. Никогда о таких не слышала, — Ксюха входит во вкус и врать ей уже как-то даже не сложно. — А он точно местный?

— Точно. Местнее не бывает.

— И давно вы знакомы?

— Может хватит, Ксюш, ты меня засмущала, честное слово! — Ольга шутливо всплескивает руками, хотя ей уже не так и весело. Давно ли знакомы? С самого его рождения.

Некоторое время девушки молчат — каждую распирает от желания порасспрашивать другую о чём-то непривычном, но ни одна не рискует прерывать неуютную тишину первой. Заприметив, что Оля достаёт из сумки книжку в мягкой обложке и, как ни в чём не бывало, сходу погружается в чтение, Ксюша, обрадованная, что к ней потеряли интерес (и раздосадованная этим же), достаёт свой мобильник. Дурацкие сообщения прошедшей ночи она выучила наизусть, но всё же пробегается по ним глазами — в который уже раз? Только себя мучает. Хорошо, что вечером Женька телефон у неё заберёт — они так договорились. Воздух звенит свежестью, и ни надоедливые мошки, ни травинки, то и дело прокалывающие плотное покрывало, не мешают девушке удобно разлечься и с наслаждением прикрыть глаза. Ночью поспать удалось от силы пару часов — и организм требует своё, отзываясь на атмосферу царящего вокруг спокойствия природной ленностью. Ян — какое интересное имя… Ксюша зевает, обещает себе не засыпать — если только полежать с закрытыми глазами полчасика, и вот она уже гуляет по родному Новороссийску. Улицы знакомые, люди вокруг — нет. Беспокойные блуждания всё никак не заканчиваются, и Ксения вдруг понимает, что заблудилась. И кажется, что это уже не её родной город, а какой-то чужой, сохранивший от родного лишь оболочку. И дома — декорации. За ними нет никого и ничего. И дорога под ногами — не прямая: она петляет, неизменно приводя путницу к тупику за тупиком. Город вокруг вертится заквадраченной изгибами прямых улочек спиралью. Ксю теряется окончательно. Останавливается, озираясь вокруг, и обнаруживает себя в лабиринте без начала и конца. А кругом — чужаки, недобро зыркающие. И беги — куда хочешь, но ни одна дорога не приведёт к спасению. Чувство отчаянной безысходности накрывает девушку с головой, бесконечные кусочки лабиринта мелькают перед глазами, и она всё бежит, не чуя ног. А чужаки смотрят ей вслед с обречённым сочувствием — или это злорадство? Ксю откуда-то уже знает, что этот лабиринт — пристанище заблудившихся душ. Здесь каждый сам по себе, потому что отсюда не выбраться, а поделиться отчаянием ой как хочется всем, вот только делить чужое отчаяние не хочется никому…

Олю посапывание под боком нисколько не смущает. Новая знакомая ей нравится, хотя некую нервозность в свой адрес она от неё ощущает, но знает по собственному опыту — так колются те, кто сами укололись. И несмотря на то, что с Яном раньше вечера они видеться не договаривались, она чувствует — он рядом. Там, у пляжа — не чувствовала, да и не могла. А здесь — на одиноком берегу, через поля от посёлка, чувствует отчётливо. Наверное, безлюдная равнинная местность тому способствует. Или он и впрямь её вынюхивает?

— Оля, ты не одна?

— Как видишь! — Она не оборачивается — ей достаточно видеть над собой его тень. А его тело за собой она не видит.

Ей удивительно, что он решил её выследить, даже зная, что с ней кто-то ещё. Она не догадывается, что учуяв вместе с её запахом запах девчонки из виноградников, Ян побросал все дела и отправился по следу, неуловимо витающему в воздухе и манящему неопределённостью, почти напролом. День сегодня погожий, совсем безветренный, а вокруг — ни людей, ни деревьев, и он нашёл их безошибочно, но то, что он увидел, было так удивительно, что он чуть было не повернул обратно. Почему они вместе?

— Оля, скажи, кто это?

Он несмело усаживается рядом, кивая в сторону спящей девчонки. В её руке зажат телефон, а лицо спрятано за беспорядком распущенных волос — не разглядишь, но по ровному глубокому дыханию понять не сложно: девчонка крепко спит. Под солнцем змеек в груди почти не видно — почти. Полупрозрачными фантомами они всё так же вьются, придавленные тяжёлым камнем — никуда не делись, напротив: сегодня они ведут себя даже агоничнее, чем тогда. Ян щурится, вглядываясь в средоточие змей на женской груди. Ольга его взгляд перехватывает, и прослеживает, и теряет интерес. Она слишком далека от того, чтобы подозревать его в разглядывании женских прелестей, а истинную причину его заинтересованности ей всё равно не узнать — сама не увидит, а он не расскажет, даже если она спросит.