Олег Хлебников - Заметки на биополях [Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве] [сборник litres]

Выход каждой его новой книги: «Во мне и рядом – даль», «Край света – за первым углом» – становился поэтическим событием.

Впервые он поразил читателей еще в 1968 году своей «Атомной сказкой» про современного Иванушку, который выпустил стрелу –

Многие тогда восприняли эти стихи как научно-техническую контрреволюцию. На самом деле вопрос-то в них ставился куда глубже…

Когда после августа 1991-го писатели категорично поделились на «демократов» и «патриотов», Юрий Кузнецов оказался во втором лагере – да не просто так, а в качестве одного из немногих знамен (наряду с Распутиным и Беловым). Эти идеализация и идеологизация явно вредили поэту. А писательский раскол привел к тому, что «демократы» практически перестали читать «патриотов». Так что фигура Юрия Кузнецова для большинства читателей ушла в тень…

Но никуда не делись его лучшие стихи – такие, например, как «Отец космонавта», – и весь сюрреалистически-трагический мир его книг.

А рифмованную идеологию мы и у Тютчева-то не перечитываем.

Уходит поэт. Остается все лучшее, что он написал.

Мое общение с ним было трогательным. В Абхазии на последних там Днях советской литературы в 1985 году. Погода в Сухуми стояла… вернее как раз не стояла, а вовсю плясала. То можно было купаться, то шел снег и дул пронзительный ветер. Поднимаясь по лестнице в свои номера в знаменитой когда-то, а ныне пребывающей в развалинах гостинице «Абхазия», мы с Юрием Поликарповичем разговорились. Чтобы продолжить разговор, а он касался темы «Русской партии», как называли тогда кожиновскую команду, он предложил мне зайти к нему в номер. И хотя разговор был скорее спором, заботливо накинул мне на плечи (погода была в этот день ужасная) свое пальто. Его жест убавил мой пафос: как же вы, настоящий поэт, можете иметь дело с этими… Может быть, лучше бы он не проявил гостеприимства?

В общем, увы, ни в чем я Кузнецова не переубедил. А жаль. С тех пор он, написав еще несколько талантливых стихотворений, начал пасти народы в русле ущербной ксенофобской идеологии. И все это в рифму – читать не стоит.

…А когда мы возвращались с мандариново-винными дарами из радушного Сухуми в обледеневшую Москву, Кузнецов вышел из автобуса раньше меня. И уронил сумку с многочисленными бутылками «Лыхны», подаренными ему поклонниками. Парочка разбились. И он стал яростно топтать сумку со всеми оставшимися бутылками. Красная лужа разлилась по льдисто-снежному проспекту Мира.

Олег Чухонцев, единственный, кто не оторопел тогда в писательском автобусе, сказал в открытую дверь: «Ну и дикарь ты все-таки, Юра!»

Но двери закрылись и автобус поехал дальше – в невнятную мглу ближайшего будущего.

Тогда я видел Юрия Кузнецова последний раз в жизни – так для меня он и остался стоять в поздненоябрьской хмари и темно-красной луже разбитых даров не по-русски щедрого солнца.

Однажды Д. А. Пригов написал роман. «Живите в Москве» (М., НЛО, 2000). Кому-то было смешно? А Т. Толстая написала роман, «Кысь» называется, – почему-то не смешно? А совсем не эпический поэт С. Гандлевский – и тоже аж роман? (Как и у другого глубоко лирического поэта Б. Пастернака, имеющий медицинское название.)

Почему, собственно, не смешно? Потому что если ты из Толстых, так ничего и не остается, как романы писать? А произведение, сочиненное в результате трепанации черепа, вызывает только сочувствие и тут, понятно, не до смеха?

Но между тем Д. А. Пригов – тоже поэт. Кроме того, и не будь таковым – гражданин. А каждый гражданин, как известно, просто обязан написать в своей жизни хотя бы одну книгу Жизни.

Вот он и написал…

Да и то сказать – было пора. Года-то к суровой прозе давно клонили: Дмитрию Александровичу к моменту написания романа уже шестьдесят сравнялось. А что стихов до этого насочинял немерено, так это не столько дань советско-российской моде, сколько тяжелый крест. Пушкин вот и тот иногда писал, потому что о чем-то важном до него по-русски просто не было, – создавал русскую литературу, которой до него тоже почти что и… А до Пригова не было русского концептуализма. Теперь вот есть. Спасибо Дмитрию Александровичу.