Олег Хлебников - Заметки на биополях [Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве] [сборник litres]

А Самойлов, мало того что написал «Сексуальный словарь для Бобы Слуцкого» (как известно, однолюба), так еще и постоянно подтрунивал над любовью Слуцкого к иерархии и разного рода обоймам. Например, на его вопрос: «Дэзик, как ты считаешь, мы с тобой в первой десятке или только в первой двадцатке лучших современных поэтов?» – ответил: «По-моему, только в первой двадцатке, но что-то предыдущих восемнадцати не видно».

Смерть Слуцкого Самойлов страшно переживал, укорял себя, что не приехал к нему в Тулу, где тот доживал свои последние годы в квартире брата. Единственным, кого хотел видеть Слуцкий незадолго до смерти, был Самойлов. Самойлыч об этом узнал, но только-только выписался тогда из больницы, где лежал по поводу сердца (из-за этого повода и умер).

Помню, как мы с Самойлычем стояли у зала прощаний крематория в холодный февральский день (ЦДЛ покойному Слуцкому не предоставили – что-то там официозное тогда происходило), и Дэзик плакал.

А через четыре года умер он – в тот же день, что и Слуцкий: 23 февраля, это многим кажется символичным.

Могила Самойлова осталась в сопредельном государстве – Эстонии. И теперь очевидно, что он из России все же иммигрировал, хотя любил ее, что называется, до последнего вздоха.

Выступив на вечере памяти Пастернака в Таллине, он ушел со сцены и из жизни практически одновременно. Стук упавшей за сценой палочки услышал Зиновий Гердт. Последними словами Самойлова были: «Все хорошо…»

Но не хочется заканчивать про Самойлыча (которого все близкие до смерти называли Дэзиком) на грустной ноте. И потому – вот одна простая история.

Я решил познакомить с ним мою жену Анну Саед-Шах. Он в это время лежал в больнице «с сердцем». Мы пришли его навестить.

Палата была многолюдной. Самойлыч нашему приходу обрадовался и тут же позвал в «предбанник» мужского сортира покурить – наличие молодой сексапильной дамы его не смущало. Ее, к моему удивлению, не смутило тоже. Только мы затянулись, Самойлыч сказал: «Я здесь написал, наверно, лучшее стихотворение в своей жизни – всем мужикам в палате понравилось!»

Я приготовился проникновенно слушать.

– Вот, – прокашлялся Самойлов, – слушайте:

Я, не будучи еще совсем доверительно-близко знакомым со своей женой, закашлялся. А Самойлыч веско повторил: «Мужикам понравилось».

Что же касается его стихов, не обремененных ненормативной лексикой, которые «мужики» вряд ли читали, надо сказать, что Самойлыч в последние годы мог опубликовать все, что хотел.

Даже в разгар застоя Самойлов печатал стихи, посвященные Льву Копелеву, Андрею Синявскому и некоторым другим диссидентам. Правда, обозначал он эти посвящения по-пушкински (все же «из поздней пушкинской плеяды…»!) – инициалами: Л. К., А. С. Цензура догадаться не могла, а адресаты понимали.

И все же помню случай, когда Самойлыч очень расстроился по поводу своих книгоиздательских дел. Это был 1987-й или 1988 год. Самойлов узнал, что его избранное в двух томах запланировано в «Худлите» на 1993 год. «Я не доживу», – как-то очень спокойно и твердо сказал он мне.

Я понял, что надо немедленно поговорить с кем-то из его влиятельных поклонников, чтобы тот посоветовал «Худлиту» изменить свои издательские планы. Обратился к Шестинскому, который высоко ценил Самойлова и вообще с особым пиететом относился к поэтам фронтового поколения. И выгорело! Двухтомник передвинули на 1989-й. И Самойлов получил вполне приличный аванс, очень даже нелишний при большой семье, которую он содержал. Чтобы отметить это дело, Самойлов позвал нескольких своих друзей и учеников в ресторан ЦДЛ. Во время пребывания там он все время повторял: «Я богатенький старичок!»

Между тем ему не было и семидесяти. Эту круглую дату он собирался бурно отметить в 1990-м. Но до своего знаменательного дня рождения не дожил.

Кстати, в другой раз, когда он пришел в ЦДЛ, бдительные в те годы отставники-швейцары не хотели его впускать – в лицо не знали, слишком редкий гость, писательского билета он с собой, разумеется, не носил, ориентировок на него тоже не было. Самойлыч не стал устраивать скандал, типа, я такой-то, а ты кто такой. Он огляделся и увидел у раздевалки поэта Александра Юдахина. «Я с Юдахиным!» – уверенно сказал Самойлов, и был милостиво впущен.

Здесь же, в ЦДЛ, в Большом зале, в 1995-м состоялся грандиозный вечер, посвященный 75-летию со дня рождения Давида Самойлова.