Ева Север - Трасса Ноль

Только ли?

Где-то вдали за спиной раздалось отвратительное чавканье. Чавк… Чавк… Чьи-то невероятно тяжелые шаги.

Яна ощутила, что вот-вот сойдет с ума от ужаса. Сердце отказывалось биться нормально, каждый его удар отдавался мучительной болью под ребрами.

С нее было довольно.

С истеричным смешком Яна упала на колени и зажмурилась. Она сделала все, что могла. Теперь остается только ждать конца.

Прошла минута, другая. И Яна осознала, что больше не слышит чавканья за спиной. Он снова играет с ней или…

Борясь с ужасом, она приоткрыла глаза. И поняла, что лучше бы она этого не делала. Потому что она больше была не одна.

Впереди на болоте маячила белая фигура. Высокая, тонкая и вся какая-то зыбкая, она могла бы сойти за сгусток тумана. Только вот этот сгусток упорно не желал терять форму.

Яна смотрела на плавно приближающуюся фигуру, а в ушах ее звучал голос Сида, словно из другой жизни: «Белая Женщина… Порой Меца видят вместе с ней на болоте»

У Яны вырвался хриплый смешок. Белая Женщина, вот, значит, как… Можно ли ждать чего-то хорошего, вторгнувшись в ее владения? Можно ли ждать добра от той, кого боится сам Хозяин этих мест?

Яна почувствовала, как по щекам бегут горячие слезы. А ведь Сид предупреждал ее. В памяти снова всплыл его живой и такой ласковый голос: «Не бойся, маленькая! Я с тобой, у костра тебе ничего не страшно…»

Что ж, теперь она больше не у костра. Сид! А ведь это из-за него она очутилась здесь, он привел ее в эти места.

И все же в Яне не было ни капли злости. Только дикое желание увидеть его в последний раз, прижаться к нему, вдохнуть родной запах…

Белая Женщина была уже совсем близко, теперь их отделяло не больше пятнадцати шагов. Яна снова закрыла глаза. Ей все равно конец – так какая разница? Лучше уж уйти вот так, не видя всего ужаса вокруг.

Перед глазами замелькали знакомые образы.

…Сид сидит на подоконнике с сигаретой. Щурясь на вечернее солнце, он что-то говорит Яне, но слов не разобрать. Он ловит ее взгляд и улыбается так ласково, что ей хочется расплакаться.

Ваза на столе, в ней полузавядший букет ромашек… Сид принес их, когда вернулся со смены, холодной белой ночью сто лет назад. Он разбудил Яну поцелуем, от него пахло коньяком и ганджей.

Резной жираф и сиреневый олень перемигиваются между собой…

Ночной джаз из старого проигрывателя, зеленые яблоки на деревянном полу, нежность и волна желания, поднимающаяся снизу живота…

Дьявольски медленно текли секунды. Яне не нужно было открывать глаза. Она и так знала: Белая Женщина здесь, совсем близко. Она склонилась над ней, рассматривает лицо непрошеной гостьи.

Яна ощутила на лице ледяное дуновение чужого дыхания и поняла, что обмочилась. Из горла вырвалось невнятное бульканье.

Уже теряя сознание от ужаса, оседая в ледяную болотную жижу, Яна услышала бесплотный шепот прямо над ухом.

То, что она услышала, заставило ее сердце пропустить удар. А затем все исчезло, и над ней сомкнулся милосердный мрак обморока.

Когда в поле зрения наконец показалась вершина горы, Сид уже давно взмок и выбился из сил. По его прикидкам он карабкался вверх не менее двух часов.

Впрочем, сегодня ночью время вело себя странно: часы пролетали как минуты, а отдельные секунды растягивались на века.

Он почти прошел свой путь – на фоне звезд уже отчетливо вырисовывался острый гребень склона, за которым начнется унылое плато, поросшее ягелем. Ночь тоже близилась к концу.

Впереди оставался еще самый крутой участок склона и последнее самое тяжелое испытание.

Зрение плывет, и Сида уносит в пасмурный день шестилетней давности.

…Последний рывок – и он одолевает заснеженный склон. Теперь перед ним открывается в своей холодной бесприютности все плато, а ветер сбивает с ног и толкает назад, вниз.

Он стоит на самом краю, пригибаясь против ветра. Его бьет дрожь, и все же из груди наружу рвется счастливый смех. Ника отстала где-то на подъеме, и Сид этому рад – он хотел оказаться здесь один.

Слева маячит каменная пирамида, украшенная цветными флажками. Сид шагает туда, не оглядываясь, и по нетронутому снегу за ним тянется одинокая цепочка следов.

У пирамиды ветер беснуется еще сильнее. Флажки – тряпицы с рисунками тушью и письменами на хинди – выглядят нелепо в тысячах километров от их дома. Они словно рвутся улететь прочь.

Теперь он стоит аккурат над стометровой скальной стеной с изображением саамского божества. Закатное солнце, словно на прощание, выглядывает из-под низко нависших свинцовых туч. Вся долина и озеро внизу как на ладони: с высоты птичьего полета лес выглядит совсем игрушечным.