Ева Север - Трасса Ноль

– Прости, мой малыш. Я тебя подвела…

Пьяно пошатываясь, она побрела прочь. Кроватка за ее спиной, любовно подготовленная детская – всему этому уже не бывать.

Так что же ей остается?

Яна стояла посреди комнаты с белыми стенами. Она потянулась к пыльной полке и сняла с нее заветную деревянную шкатулку. Холодно, ужасно холодно – почему-то совсем не так, как в голубой детской или солнечной ванной.

Она с минуту помедлила, но все же опустилась на постель. Какая разница, где быть, если главный холод давно и надежно поселился внутри?

Терпкий запах плитки гашиша, миниатюрная курительная трубка. Яна неуверенно улыбнулась. Сейчас она вдохнет в себя едкий смолистый дым, прикроет глаза и немного отдохнет. Всего пару минут, и на душе станет спокойнее. Может быть, тогда она сможет придумать выход. Конечно, сможет.

Она щелкнула зажигалкой, сделала глубокую затяжку и задержала в легких спасительный дурман. Несколько секунд – и внутри что-то сместилось, будто детали мозаики встали на свои места. Яна до боли сжала пальцы на резном угле шкатулки.

Она вспомнила, что еще рассказала Лиза в тот дождливый летний день на террасе кафе. В ушах отчетливо зазвучал прокуренный голос с нотками отчаяния.

– …А знаешь, я ведь как-то сама хотела со всем этим покончить… У него есть такой деревянный ящик с волшебными запасами – наверное, видела? У меня был свой escape-план: как остаться в той комнате навсегда, слиться с ней воедино и больше ни о чем не волноваться.

Лиза невесело смеется, а Яна устало прикрывает глаза, стараясь слушать только перестук дождя по брезентовому навесу…

Это действительно были Лизины слова? Или Яне все только приснилось? И имеет ли это уже хоть какое-то значение?

Яна медленно повернула голову, нашла глазами солнечно-охристый рисунок на белой стене. Она зачарованно уставилась на Трассу Ноль, чувствуя, как вся без остатка растворяется в лучах летнего заката, как хрустит на зубах дорожная пыль и как ласково шумит теплый ветер в кронах сосен.

А что, если Сид прав и она стала лишь жалким симулякром?

Что ж, тогда Яна знает, куда они с малышом могут податься. Ведь когда ты уже не совсем жив, у этого есть свои плюсы. Реальность становится гибкой, прозрачной и совсем послушной, правда?

Торопливо, не давая себе времени передумать, Яна выгребла содержимое шкатулки. Полиэтиленовые пакетики и сверточки фольги не поддавались, предательски выскальзывали из окоченевших непослушных пальцев.

Яна без разбора горстями отправляла в рот незнакомые таблетки и порошки – желтоватая, белая, розовая горечь, отдающая аммиаком… Скорей, скорей, пока сохраняется это чудесное чувство двойственности, пока слышен зов трассы, тонущей в огненно-малиновом небе!

Решение принято: разгадка найдена и обратного пути нет. В груди предвкушением спасительной свободы разлилось счастливое облегчение.

Протяжно вздохнув, Яна растянулась поперек постели. Лопатки уперлись в подушку, голова запрокинулась назад, пальцы ощутили уютное тепло кусачего клетчатого пледа.

Пережитое напряжение давало о себе знать: тело налилось свинцом, на грудь словно вывалили кучу камней. И все же Яна нашла в себе силы оторвать от пледа руку и опустить ее на живот. Сквозь ткань толстовки Сида она ясно ощущала тепло крошечной, вверенной ей одной жизни. Нежно поглаживая живот, Яна шепнула:

– Теперь все будет хорошо. Доверься мне, мой хороший!

Она выведет их к свету – главное не терять путеводную нить и не бороться с накатывающей дремой…

Из туманного небытия зыбко, как изображение на экране старого телевизора, выплывает картинка солнечного дня. Словно за изнанкой бытия неохотно разгорается, прогреваясь, исполинская лампа – и картинка обретает резкость, наполняется цветом.

Шагах в двадцати играет колдовскими волнами Озеро – льдистая бирюза с изумрудными переливами. От воды так и веет нетронутой первозданной свежестью. Как же славно забегать в нее утром, жмурясь и размахивая руками, роняя остатки сна на холодный мокрый песок!

Озеро плещется под бездонным пронзительным небом, а вдали едва маячит берег Большой земли: у самого горизонта громоздятся нарисованные махины темно-синих гор. Пейзаж по ту сторону бирюзовых волн условен и неподвижен, он – лишь бутафория, небрежно набросанная декорация. Реален только их маленький остров: песчаные дюны, поросшие соснами, бесконечные дни и звездные ночи, протекающие в волшебном уединении.