Ева Север - Трасса Ноль

Шагая по ночным улицам, Сид беззаботно насвистывал.

– Здорово, мелкая.

Владиз протяжно зевнул в трубку, и Яна почувствовала, как ее захлестывает горячая ярость.

– Что ты ему сказал?! – ее голос не оставлял сомнений: она в шаге от срыва.

– Кому?

– Сиду! – взвизгнула Яна.

Сейчас она готова была вцепиться в лицо Владизу, выцарапать его безмятежно-голубые глаза – лишь бы сломать эту стену ленивой невозмутимости.

– А-а-а, – судя по голосу, Владиз улыбался, – быстро ты пронюхала. Да ничего такого, в общем…

– Ты дома? – выпалила Яна.

Ей удалось добиться своего. Владиз на секунду растерялся.

– Да, но…

– Я еду к тебе. Буду через двадцать минут.

Она отчаянно боялась, что сейчас Владиз скажет «нет» и повесит трубку. И разговор будет окончен.

Но он медлил, будто не зная, что ответить.

– Да-да, – истерично рассмеялась Яна. – Я как-то вызывала тебе такси, помнишь? Я знаю, где ты живешь!

Она не рассчитывала, что Владиз ответит. Но из трубки все же донесся его спокойный голос:

– Жду.

Яна дала отбой и постояла секунду на месте, приходя в себя. Затем кое-как вытерла слезы пополам с соплями и шагнула к краю тротуара. Подняла руку, голосуя навстречу редким по ночному времени машинам.

Денег у нее с собой не было, но она просто обязана увидеть Владиза. Сегодня, прямо сейчас.

А глупые слезы все бежали по щекам, они не хотели останавливаться даже на морозе.

Владиз встретил ее на пороге квартиры. Яна мельком отметила, что он одет как обычно: узкие черные джинсы и черная, безупречно выглаженная рубашка. Разве что кожаной куртки не хватало.

– Ну проходи, коли не шутишь, – он иронично скривил губы и посторонился, пропуская Яну внутрь.

Она молча проскользнула мимо Владиза и бестолково замерла на пороге. Квартира была огромна, ошеломительно роскошна и удручающе пуста. Точечные светильники не освещали ее целиком, а только выхватывали отдельные предметы обстановки: гигантский мраморный разделочный стол (девственно-чистый), помпезную кровать, на которой вполне уместились бы все модели их студии (а подушка всего одна), шикарный домашний кинотеатр с толстым слоем пыли на экране.

Но больше всего ее поразило панорамное окно во всю стену. Из него открывался вид на Неву и ярко освещенную набережную.

Яна помимо воли испытала приступ жгучей зависти: «Как ты смог заработать на такую жизнь? А у меня нет денег на такси…»

– Ну, так и будешь стоять, разинув рот? – хмыкнул Владиз за ее спиной.

Яна опомнилась и шагнула вперед, в этот подавляющий своим богатством и бесприютностью дом. Ее каблучки оглушительно громко зацокали по полу, оставляя грязные лужицы на коллекционной плитке.

«Соберись – ты не глазеть сюда приехала!» – одернула себя Яна.

– Так чем обязан? – Владиз уже прошел мимо нее на кухню. – Кофе хочешь?

Яна резко вздернула подбородок. Так слезам будет труднее пролиться. Хотя, конечно, по ее лицу только слепой не догадается: она долго и мучительно ревела.

– Не хочу. Я приехала поговорить, – произнесла она чуть дрогнувшим голосом.

– А, – Владиз сел на мраморный стол и привычно потянул к губам вейп. – Ну валяй.

Он смотрел беззлобно, скорее заинтригованно, но Яне почему-то стало жутко. Захотелось попятиться к двери или хотя бы вжаться спиной в стену.

Она не сделала ни того, ни другого. Отступать некуда, она и так уже все потеряла.

– Что ты ему сказал? – повторила она свой вопрос.

– Парнишке-то твоему? – Владиз благодушно хмыкнул. – Это зависит от того, что тебе известно.

Яне пришлось несколько секунд бороться с голосом, чтобы он не подвел, все же дал ей вытолкнуть жгущие нутро слова.

Сегодня вечером она, как обычно, ждала Сида с работы. Яна давно смирилась с его поздними возвращениями. В какой-то момент она просто поняла: такого, как Сид, переделать невозможно. Ты либо принимаешь его правила игры, либо уходишь. Третьего не дано.

Поэтому Яна больше не устраивала скандалов. Просто тихонько возилась на кухне, гоняла бесконечные чаи и каждые десять минут прижималась носом к холодному оконному стеклу: а вдруг на дорожке у подъезда мелькнет родная фигура в косухе?

Она старалась не думать, каким покинутым выглядел их с Сидом дом в эти долгие, сводящие с ума вечера. Все предметы словно притаились в зловещем молчании, которое не могла разогнать даже музыка. Пластинки в отсутствие Сида безбожно фальшивили и только нагоняли тоску. Олень на стене отводил свои печальные сиреневые глаза, а жираф на подоконнике и вовсе превращался из живого существа в бездушную деревяшку.