Александр Оберемок - Сухая ветка

Невинная мечта неизвестно от кого понесла и разродилась страстью к накопительству. Спустя некоторое время Штольц совершенно перестал посещать магазины (о театрах и кинотеатрах и говорить нечего), а продукты покупал исключительно на оптовом рынке, да и те сомнительного качества — из-за небольшой цены. Готовил он сам, причём, экономя газ, старался всё сделать как можно быстрее. Затем он совсем перестал готовить. Словом, вскоре пара сухарей да стакан воды составляли весь дневной рацион банковского служащего.

Со временем прекратились и обычные для Штольца вечерние получасовые прогулки, так как с каждым выходом из сонного дома на улицу увеличивалась вероятность быть ограбленным трудолюбивыми уличными налётчиками, хотя Штольц никогда не носил с собой даже ничтожную сумму. Постепенно дошло до того, что он перестал зажигать свет по вечерам, предаваясь в полной темноте мечтам о том, что всё изменится, что экономить будет не нужно, что его лишениям очень скоро придёт конец, и что тогда уж первым делом он обязательно женится.

Сорокалетний Штольц ещё не был женат. Ему казалось глупым обзаводиться женщиной раньше квартиры, к тому же работа отбивала все мысли о женитьбе — нужно было зарабатывать деньги, так как это являлось единственным средством, приближающим Штольца к мечте.

Чтобы не терять времени даром, Штольц начал предварительные, но, безусловно, важные переговоры с представителями известной и очень надёжной строительной организации, сдающей новый дом к концу квартала. И вот наконец долгожданное запланированное чудо свершилось.

Старуха-родственница умерла, оставив ему дом. Штольц этот дом продал, а вырученные деньги добавил к собранным. Таким образом накопилась необходимая сумма. Покупка квартиры много времени не заняла, и через несколько дней Штольц перебрался в собственную квартиру. Он ходил по бетонному воплощению мечты и никак не мог поверить в своё счастье. Если бы начинающие вселяться соседи могли видеть сквозь стены, то они заметили бы, как какой-то чудак прижимается всем телом к стене, гладит её, словно впервые в жизни видит это чудо современного строительства. А Штольц…

Штольц был счастлив, как никто на свете. Он ложился на пол, раскинув руки, и довольная улыбка не покидала его лица. В голове Штольца сидела всего одна мысль — всё вокруг принадлежит ему и только ему. Он испытывал чувство, похожее на состояние влюблённости, причём влюблённости взаимной. Как долго он ждал этого! Штольцу казалось — нет, он был в этом уверен — что он действительно влюблён в это помещение так, как любят в юношеском возрасте — с дрожью в руках и непременным сердцебиением. Никто не мог отнять эту радость, никто не был вправе помешать такому счастью.

В первую ночь в новой квартире возбуждённое состояние долго мешало Штольцу уснуть, но едва он начал засыпать, как тишину нарушил дверной звонок. Хозяин нехотя поднялся и пошлёпал к двери. Посмотрев в глазок, он заметил нескольких незнакомых людей.

— Кто там? — спросил сонный Штольц.

— Господин Штольц, мы — комиссия по чрезвычайным делам, разрешите войти? — произнёс медный голос за дверью.

— Что вам угодно? — Штольц понемногу начинал чувствовать испуг.

— Э-э… Нужно обсудить некоторые вопросы. Поймите, господин Штольц, эти вопросы требуют незамедлительного решения.

Штольц открыл дверь и хотел было выйти на лестничную площадку, но его грубо оттеснили, и четверо членов комиссии ввалились в коридор.

Из кожаных курток торчали грубо вылепленные глупые головы, к которым неумело цеплялись островерхие, как и у самого Штольца, уши, причём все до единого — разного размера. По лицам блуждали нелепые улыбки, нарисованные бездарным, к тому же совсем не старавшимся художником. Поначалу Штольцу даже показалось, что вошедших всего двое, а невидимое зеркало увеличивало число незваных гостей — до того они походили друг на друга. Когда члены комиссии обступили Штольца, он присмотрелся внимательнее, и, к своему большому удивлению, увидел, что на самом деле в коридоре своей квартиры он находится один, отражаясь в четырёх, неведомо откуда взявшихся зеркалах. От этого Штольцу стало плохо, к горлу подкатила тошнота, голова закружилась, так что пришлось закрыть глаза обеими руками. Когда недомогание прошло, Штольц убрал руки, и вместе с этим движением зеркала исчезли, а пришедшие, тихо покашливая, вежливо дожидались, когда Штольцу станет лучше.

— Позвольте… Позвольте узнать… — неуверенно начал Штольц, но один из пришедших, самого грозного вида, широко расставив ноги и уперев руки в бока, заявил, перебивая растерявшегося хозяина квартиры: