Йоханнес Зиммель - Мечтай о невозможном

— И, о счастье моей души!

— И решительные мужчины нашли Али спящим, с лицом, спрятанным в ладони, головой, повернутой к Мекке, и беспробудно пьяным. В своих тяжелых снах он бормотал страшные обвинения в свой адрес.

Фабер посмотрел на маленького мужчину в феске, который сидел за завтраком.

— И что случилось потом, мой райский цветок?

— Потом они, конечно, выбросили его на улицу, и Али потерял место муэдзина.

— Потрясающе.

— Наверное, все это правда. Потому что потом пришло время бесчестия. Те, которые его гнали, не успокаивались, для него находили все новые и новые оскорбления, он кругом был опозорен, и перед ним были только безысходность и отчаяние.

— Мне кажется, вы спутали два священных писания человечеству, изумительнейшее восточное создание!

— Конечно, мой господин и повелитель. Вы можете понимать это символически. Али был безработный. А теперь, как видите, случилось чудо.

— Какое именно, самая волшебная из всех товарищей?

— Я могла бы вам довериться, если бы мы лучше знали друг друга, жестокая гиена уоллстритовского империализма, — сказала Мира, и мир воцарился над страной Югославией и городом Сараево.

«…the smile of Garbo and scent of roses», [32] …улыбка Гарбо и благоухание роз (англ.) — пела женщина в черном сверкающем платье, и пары кружились в танце. Прекрасный мир, благословенное будущее, так думали все, и среди них Фабер и Мира, голова которой покоилась на его плече.

«…these foolish things remind me of you», [33] …эти глупости напоминают мне о тебе (англ.) — закончила женщина с огненными волосами. Громко пропел саксофон, как будто он хотел в этом звуке выразить чувства всех на свете любящих. После завершения песни танцующие стали аплодировать. Теперь все погрузилось в сияющий золотисто-желтый свет.

— Роберт, идите сюда! — позвала Мира. — Я покажу вам это.

— Что?

— Чудо, — сказала она и потянула его за собой к двери в боковой стене зала. За дверью была винтовая лестница. — Вперед, — сказала Мира, и они поспешили вверх на галерею, окружавшую отель со всех сторон.

— Смотрите! — В некотором отдалении Фабер увидел Али в феске. Он сидел на деревянном полу за прожектором, светившим вниз на танцевальный зал. Рядом с Али на скамеечке лежали стеклянные диски, маленькие и квадратные: красные, голубые, зеленые, желтые. Али как раз вставил новый диск. Свет в зале, где началась новая песня и новый танец, стал голубым. Здесь, наверху, пахло старым деревом и кожей, и Фабер снова почувствовал жару уходящего летнего дня.

— Увидели чудо, поэт живого экрана! — сказала Мира.

— Тихо! — предостерег он.

— Он нас не слышит. Он в своем раю.

— Как он попал сюда?

— Все годы Али был верным посетителем кафе, и дирекция отеля сделала ему предложение, ему, самому ничтожному в общине, гонимому и презираемому, над которым смеялись дети и о котором прокаженные рассказывали сказки. Они предложили ему работу: менять разноцветные насадочные стекла в прожекторе, чтобы по вечерам черные волосы прекрасных молодых мужчин и розовые губы прекрасных молодых женщин играли разными красками.

Маленький Али вытащил из рамки голубое стекло и вставил красное.

— И видите, с этого момента он стал счастливым человеком, — сказала Мира.

Из глубины зала донеслись мелодия «I’ve got you under my skin» [34] Вы не даете мне покоя (англ.) и голос певицы.

— To, что выпало на долю Али, для него и для его братьев по духу является доказательством бесконечной любви и доброты Аллаха. Али стал самым благочестивым в общине, с того несчастного дня не попробовав ни капли сливовицы. Пять раз в день его видят на коленях воздающим хвалу Аллаху, трезвого и благочестивого. Он нашел милость и покой в лоне Всемогущего, который все понимает и все прощает.

Али вынул красный диск и вставил зеленый.

Мира обняла Фабера.

— Поцелуйте меня, Роберт, — сказала она, — если вам хочется.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— И я тебя, — сказала она, — очень.

Их губы слились, рот Миры стал нежным и приоткрылся, и Фабер подумал: «Счастье! Так много счастья!»

«…’cause I’ve got you under my skin», — доносился к ним наверх голос певицы. Они продолжали целовать друг друга, у них было одно тело, одно сердце, одна душа.

А Али менял зеленое стекло на желтое, желтое — на голубое и голубое снова на красное.

— «I’ve got you under my skin», — произнесла старая женщина на больничной кровати, ее губы изогнулись, порываясь улыбнуться, а рука гладила руку семидесятилетнего Фабера. — Это была наша вторая песня. И ты ее тоже помнишь.