Йоханнес Зиммель - Мечтай о невозможном

— Да, — сказала Мира. — Ты мой Trouble man.

— Я твой Trouble man, — сказал он удрученно. — Конечно. Я ведь ушел и оставил тебя на произвол судьбы.

— У нас бы никогда все так прекрасно не сложилось, если бы ты тогда не ушел, Trouble man, — сказала Мира, схватила его за руку и крепко сжала. — Если бы ты остался, то счастье, может быть, продлилось бы пару лет, а потом все стало бы привычным и пресным, скучным — таким, как чаще всего это и бывает. И вот мы встречаемся снова после стольких лет, и все идет по-новому, волнующе, чудесно. — Она наклонилась к нему и поцеловала его в щеку, долго и нежно.

— Trouble man, — сказал Фабер. — Ты это специально для меня придумала?

— Ничего я не придумывала. Я это слышала однажды.

— Слышала?

— Да, любимый, в Белграде в шестидесятом году.

— Я ничего не понимаю.

— Ты ведь знаешь Максвелла Андерсона?

— Конечно. Но какое он имеет отношение к Trouble man.

— Родился в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом, умер в тысяча девятьсот пятьдесят девятом. Написал много социально-критических общественных драм и антивоенных пьес… — забубнила Мира.

— Это-то тут при чем?

— …комедий и трагедий в стихотворной форме о жизни — кроме всего прочего — Сократа, Иисуса Христа…

— Мира!

— …и Святой Иоганны. Кроме того, Андерсон написал либретто для многих знаменитых мюзиклов, в том числе либретто для «Затерянных меж звезд», музыка Курта Уэйлла, премьера состоялась в тысяча девятьсот сорок девятом…

— Мира! — закричал Фабер. — Ты что, с ума сошла?

— Слава тебе господи, нет, в любом случае пока нет.

— Тогда что же это было с Максвеллом Андерсоном?

— Я проделываю такое время от времени. Я должна делать такое время от времени. Коль скоро я уже позабыла, как долго ты оставался в Люцерне и во сколько твой самолет тогда приземлился, то для меня служит маленьким, крохотным утешением то, что я еще помню про Максвелла Андерсона. Если долговременная память хорошая, то этим, конечно, трудно похвастаться, но все же, по крайней мере, она действует. В нашем возрасте стоит быть благодарным за все. Только попробуй утверждать, что ты сам не проводишь такие проверки!

«Итак, Мира тоже, — подумал он, разрываемый противоречивыми чувствами радости и озабоченности. — Гинкго-билоба, значит, она тоже».

— Естественно, — сказал он, — естественно, я тоже так делаю. Недавно вот с Джоном Драйденом.

— Вот, пожалуйста! Shake hands, brother! [115] Давай пожмем руки, брат! (англ.) А теперь обрати внимание на захватывающий дыхание, потрясающе гладкий переход: в тысяча девятьсот шестидесятом году одна американская гастролирующая труппа приехала в Белград. Тогда-то я и посмотрела мюзикл «Затерянные меж звезд». Это было седьмого сентября шестидесятого года — я помню это до сих пор, что ты на это скажешь? Альцгеймер go home! [116] Проваливай домой! (англ.) Нашей дочери Наде исполнилось тогда шесть лет… Я могла думать только о тебе. Поэтому эта песня и произвела на меня такое впечатление.

— Какая песня?

— «Trouble man», — песня из мюзикла; ее пела Ирина…

— Минуточку! — сказал Фабер. — Американская труппа была на гастролях в Белграде в шестидесятом году?

— Тогда американские труппы часто приезжали на гастроли! С другими мюзиклами! «Человек из Ла Манчи», например, его я тоже смотрела. И «Моя прекрасная леди».

— Американские мюзиклы в коммунистической стране? В самый разгар холодной войны?

— Это была совершенно особенная коммунистическая страна, любимый! Страна Тито. Коммунизм Тито. Тито, который так ловко жонглировал между Западом и Востоком. Тито, которого на самом деле звали Иосип Броз, родился двадцать пятого мая тысяча восемьсот девяносто второго…

— Остановись!

— …Тито и его супруга явились на югославскую премьеру «Затерянных меж звезд»…

Фабер смотрел на нее, как она продолжала говорить и все глубже и глубже соскальзывала в прошлое.

— Trouble man… я, конечно, уже не помню весь текст песни… только отрывки… но содержание песни я помню отлично… и я никогда его не забуду… Эта Ирина любит одного мужчину больше всего на свете, но он приносит ей столько же счастья, сколько и несчастья, этот Trouble man, этот Вестник несчастья… «В его приходе таится счастье, но там же таится и несчастье, что он уйдет, и еще большее несчастье наступит после этого», — так пела Ирина. Ни с одним мужчиной она не была раньше так близка, она любит его смех, даже само несчастье она любит и плач по нему…

Теперь Мира смотрела вниз на город, а из библиотеки слышались голоса комментатора, Горана и безумство болельщиков этой столь важной игры, и ветер пел в деревьях, его можно было увидеть и здесь…