Йозеф Кот - Кегельбан

— А что вам сказали на границе? — допытывался старик в темной шляпе.

— Что они могут сказать? — пожал плечами мужчина. — Мы немцы. Вот! — и он помахал в воздухе западногерманским паспортом.

— А живете где?

— В Гамбурге, — ответил мужчина. — У нас там трактир. Единственный трактир, где подают наши словацкие галушки с брынзой.

— Где же вы ее берете? — поинтересовалась сидевшая возле Яна молодая женщина и, достав из сумочки зеркальце и розовый тон, занялась своим лицом, несмотря на полумрак, царивший в купе.

— Брынзу-то? — запнувшись, переспросил мужчина. — В кауфхаузе [8] Магазине (от нем. Kaufhaus). , разумеется, где ж еще!

— Там у них все есть, — подхватила жена. — Семь сортов бумажных носовых платков, и все надушенные.

— А поезда! — воскликнул мужчина. — Не то, что этот. В уши льется музыка из репродукторов, и все время носят пиво.

— Ну а уж чистота! — протянула толстуха. — С полу хоть бери и ешь. Не хотите жвачки? — обратилась она к длинноволосому молодому парню.

— Нет, — отрезал он. — Жвачка у нас своя есть.

— Ты слышишь, Франц? У них тоже есть жвачка.

— Плевал я на вашу жвачку, — добавил парень. — Вы чего туда удирали? Выгоняли вас, да?

— Скажи ему, Франц, скажи, — беспокойно зачастила женщина. — Не молчи.

— Мы поехали в отпуск. В свадебное путешествие. Ну и решили попробовать, посмотреть, как живется на свете в других местах.

— И не только поэтому. Скажи им, Франц, все скажи.

— Зачем? — пожал плечами Франц.

— Муж закончил юридический факультет и не мог получить место в Братиславе. По-вашему, стоило корпеть пять лет, чтобы потом торчать в какой-нибудь дыре? Хотя предложений было более чем достаточно.

— Вы юрист? — отозвался Ян.

— Нет, трактирщик, — ответил мужчина.

— И слава богу, что трактирщик, — снова вмешалась жена. — Правильно, Франц?

— А зарабатываете много? — спросил старик в шляпе.

— К чему гнаться за деньгами, если все равно будет война? Мокрого пятна от нас не останется. На кой нам деньги? Бабахнут — и готово дело. И у вас то же самое будет. Потому и решили мы приехать, напоследок на родной дом посмотреть, брата повидать… А потом… потом будем уже только ждать.

— Все мы лишь гости на этой земле, Франц… — сказала толстуха. — И будем смиренно ждать, как распорядится Всевышний.

— Уж не монашкой ли вы были прежде? — насмешливо протянул молодой парень.

— По воскресеньям я всегда хожу в костел, — с достоинством сообщила толстуха. — Там люди не такие безбожники, как здешние. Правильно, Франц?

— Мы копим на противоатомный бункер, — объяснил тот. — И у вас строят убежища?

— Я каменщик, — сказал старик. — Но укрытия не строю. Человек не суслик, чтобы зарываться в землю.

Толстуха поерзала на сиденье и крепче прижалась к мужу.

— Франц, он нам завидует, — сказала она.

— Кто вам завидует, пани?! — возмутился парень.

— Собственным горбом заработаешь деньги, встанешь на ноги, а тебя свои же не понимают.

— Вы ж немцы, — парировал парень. — У вас западногерманские паспорта, так или нет?

— Совсем без паспорта человеку нельзя. — Франц зевнул. — Господи, хоть бы пиво продавали.

— Ни за что не взял бы такой паспорт, — вздохнул старик. — Я от немцев в горах скрывался, чуть пальцы себе не отморозил.

— Тогда была война, — хмыкнул Франц. — У меня, к примеру, брата убили. На то и война.

— Не спорь с ними, Франц, побереги себя.

— Кто же в трактире остался, пан доктор? — спросил парень.

— Я не доктор, просто юрист с дипломом [9] В Чехословакии выпускники высших учебных заведений, сдав госэкзамены, получают дипломы; защитившие дипломные работы получают звание доктора по соответствующей специальности. .

— Франц, скажи им, что мы не одни, у нас взрослые дети. Сын и дочь. И они никакой работой не брезгуют.

— Работой и я не брезгую, — сказал старик. — Но вашего трактира задаром не хотел бы.

— Вам его и не дают, — поджала губы толстуха. — Но если случится побывать в Гамбурге, бесплатно угостим галушками с брынзой. Всех, кто тут сидит.

— Только не меня, — сказал Ян.

— Почему? — изумился Франц.

— Я их не люблю, — объяснил Ян.

В купе засмеялись. Франц опустил голову.

— Вот видишь, Франц, — сказала толстуха. — Говорила я тебе не ездить сюда. Чего смотреть на родные стены? Я и на Братиславу не смотрела. Зачем? Любоваться домом, в котором выросла? Или на родильный дом?

— Тебе не понять, — вздохнул Франц. — Нет, никогда ты меня не понимала.